По пути.[править]
О, какое блаженство ѣхать по Рейну, смотрѣть на оживленные берега, на покрытые виноградомъ склоны, лѣса и замки!
Но самое лучшее человѣкъ все-таки находитъ всегда въ городахъ, гдѣ живетъ столько трудолюбивыхъ и веселыхъ семей. Картина этой жизни дѣйствуетъ такъ освѣжительно, будто ты выпилъ вина изъ винограда, что вьется тутъ по трельяжамъ, — да ужъ тутъ безъ вина и не обойдтись, одними-то вѣдь разговорами не зальешь жажды.
И вссело-же побывать тутъ въ домѣ у одной молодой парочки!
На лицевую сторону къ улицѣ, выходитъ лавка съ вызолоченными рамами и разными рѣзными вещицами; надъ мастерской, смотритъ на Рейнъ уютная комнатка, хорошенькая какъ бонбоньерочка; но молодые люди не живутъ въ ней сами, она всегда на готовѣ для гостя.
Пусть и читатель будетъ здѣсь гостемъ, а это прекрасное дѣло; тысячи и десятки тысячъ тѣхъ, кто прочитаетъ это, не стѣснятъ другъ друга, всѣмъ найдется мѣсто.
Хозяинъ пошабашилъ — хозяйка заперла лавку и уложила дѣтей спать. На столѣ у большаго окна стоитъ бутылка вина и въ трехъ стаканахъ сверкаетъ золотая влага. Мы чокаемся; молодой человѣкъ — высокій, сильнаго тѣлосложенія — объявляетъ, что сегодня вечеромъ онъ будетъ разсказывать.
Жена ходитъ взадъ и впередъ, да и хорошо дѣлаетъ, потому что этакъ мужу еще свободнѣе разсказывать, и вотъ онъ начинаетъ такъ:
"Очень радъ, что вино вамъ по вкусу, — не важное вино, да изъ своего винограду, нѣтъ въ немъ ни единой фальшивой капельки. Намъ досталась виноградная гора отъ дяди; онъ чуть не всю жизнь провелъ на водѣ, только ничему онъ такъ не радовался, какъ тому, что можетъ назвать своимъ хорошенькій кусочекъ твердой земли, которая даетъ веселый напитокъ. Дядя дожилъ еще до того, что мы пробили вотъ здѣсь въ стѣнѣ окно; до послѣдняго своего часа сидѣлъ онъ тамъ, и говаривалъ вмѣстѣ съ нами: доброе мы сдѣлали дѣло, что впустили сюда солнце; оно свѣтитъ намъ въ домъ и въ сердце, и вдвое отраднѣе, когда и другіе радуются съ нами.
Мы живемъ себѣ про себя; много надо намъ работать, но по воскресеньямъ и праздникамъ мы уѣзжаемъ загородъ, переѣзжаемъ черезъ Рейнъ и располагаемся въ лѣсу на горахъ; если при этомъ встрѣтишься съ хорошимъ сосѣдомъ, тѣмъ лучше, а если мимо проѣзжаютъ чужіе и любуются на нашъ ландшафтъ, такъ мы думаемъ себѣ: отлично, пусть вамъ нравится; мы понимаемъ что за счастье, что это наша родина?
Я здѣшній уроженецъ, а жена моя оттуда сверху, изъ Пфальца. Вы вѣрно сразу угадали ея пфильцскій выговоръ.
Какъ я узналъ свою жену?
Вотъ какъ было дѣло:
Я вернулся домой съ чужой стороны, учился тамъ своему ремеслу; какъ мнѣ кажется, на чужой сторонѣ кое-что пошло мнѣ въ прокъ. Я не прочь былъ еще годикъ другой попутешествовать — мнѣ всего только было двадцать пять лѣтъ, — но дядя мой, а онъ заступалъ мнѣ мѣсто отца, — я рано потерялъ родителей, — писалъ мнѣ, что лучше въ молодыхъ годахъ основаться бюргеромъ, тогда и вспомнишь какъ вмѣстѣ былъ молодъ съ своими земляками; по твердому его убѣжденію (всякое убѣжденіе было у него твердо, и весь то онъ былъ твердый человѣкъ, здоровая, сильная натура), самое поздное время для женитьбы — это двадцать восемь лѣтъ. Онъ увѣрялъ, что много въ нашемъ вѣку несчастій происходятъ отъ того, что люди женятся слишкомъ поздно; хотя-бы даже и жили какъ слѣдуетъ, такъ всежъ-таки слишкомъ пріучаются быть не-дома, тихая семейная жизнь ужъ не такъ-то нравится, — значитъ, надо было поставить мнѣ свой путевой посохъ въ уголъ, основаться сначала домкомъ, а потомъ взять хорошую жену. Вѣдь вотъ и аистъ тамъ на крышѣ ратуши поступаетъ точно также: сперва онъ прилетаетъ, совьетъ какъ слѣдуетъ быть гнѣздо, а затѣмъ прилетаетъ и самочка.
Такъ вотъ такъ-то вернулся я на родину къ веснѣ; я пришелъ сюда изъ Мюнхена пѣшкомъ, потому что ужъ зналъ, что прощай на всю жизнь холостое странствіе. Весела была весна, цвѣли деревья, пѣли птички, и мнѣ самому было весело. Я нехотя вышелъ изъ Мюнхена, тамъ много есть чего посмотрѣть и чему поучиться, особенно по части моего ремесла: рѣзьбы. И опять-таки я радъ былъ снова быть на своей чудной рейнской родинѣ. Когда я стоялъ тамъ у Мангейма, гдѣ Неккаръ вливается въ Рейнъ, такъ мнѣ казалось, что я долженъ поклониться своему крестному батькѣ, Рейну, какъ старому другу. И Неккаръ-то радъ-радешенекъ влиться въ Рейнъ; онъ протекалъ черезъ такое множество тихихъ лѣсныхъ долинъ, теперь и ему достанется взглянуть на большой свѣтъ.
Такъ я и вернулся на родину, и мой дядя радовался со мной вмѣстѣ, какъ будто-бы я былъ его родной сынъ. Добрякъ сталъ не такъ проворенъ, состарѣлся бѣдняга. Онъ два раза ломалъ себѣ ногу на большомъ плоту, что ходитъ въ Голландію (ужъ навѣрное онъ разъ сто спускался на немъ); его хорошо вылечили, такъ что въ молодые годы онъ ничего и не чувствовалъ, а подъ старость-то и стало оно его допекать. Онъ подъ тѣнью виноградныхъ листьевъ помаленьку потягивалъ не торопясь свой шкаликъ винца. Говорится-то такъ «свой стаканчикъ», только на дѣлѣ-то рѣчь тутъ не объ одномъ: онъ ихъ попивалъ всегда одинъ за другимъ, а всего лучше то, что это было ему ровно ни по чемъ. Ѣсть онъ ѣлъ мало, почитай что одинъ только мякушекъ отъ земмеля[1], онъ называлъ это своей «губочкой», и говорилъ что губочку надо хорошенько смочить.
Такимъ-то манеромъ завелъ я себѣ мастерскую, да какъ разъ на мое счастье надо было по ту сторону отдѣлывать дачу какому-то богачу изъ Америки; работа валила ко мнѣ, заработки были хорошіе, да еще и молодъ я былъ вдобавокъ, — чего еще надо человѣку! Я сдѣлался мѣстнымъ бюргеромъ. Мы имѣемъ счастіе не платить общинныхъ податей, потому что у общины столько лѣсу, что въ двадцатитрехлѣтній срокъ ободранные дубы покрываютъ всѣ расходы. Я вамъ это разсказываю по той причинѣ, что потомъ вы увидите, какъ они и мнѣ пригодились.
Вѣдь вы знаете, весной съ молодыхъ дубковъ, просто на просто отростковъ — большихъ-то дубовъ у насъ нѣтъ больше — обдираютъ кожу; дерево либо обугливаютъ, либо распиливъ на мелкіе полѣнья, продаютъ въ большія гостинницы для открытаго огня, когда жарятъ на рѣшеткѣ.
Разъ, это было средь самаго лѣта, я только сдалъ съ рукъ главную работу, отдѣлалъ библіотеку на той дачѣ, вдругъ приходитъ ко мнѣ дядя не въ свои часы, вошелъ въ мастерскую, сѣлъ и смотритъ на меня.
Потомъ говоритъ:
«А что, вѣдь у тебя нѣтъ теперь спѣшной работы? Послушай-ка, Жанъ Батистъ, ты долженъ уѣхать за меня денька на два. Тамъ въ Мангеймѣ умеръ у меня старый пріятель, ты пожалуй что видѣлъ его здѣсь, онъ также морякъ, то есть былъ морякомъ; завтра его хоронятъ, и мнѣ бы хотѣлось отдать ему послѣдную честь. Да съ мѣста-то я не могу двинуться, я заплатанное весло: чуть толчекъ, какъ разъ опять разлечусь пополамъ. Такъ ты и поди за меня, и скажи отъ моего имени дѣтямъ, чтобы они знали, что тамъ внизу, старый другъ ихъ отца, остался еще бродить по бѣлому свѣту.»
Я, конечно, тотчасъ-же собрался; самъ не знаю, какъ это вамъ и сказать: вѣдь дѣло-то было кажись не веселое; но то ли, что я опять пускаюсь эдакъ въ путь по полямъ и селамъ, или что другое — только на сердцѣ у меня было такъ легко и хорошо, будто я шелъ на какой нибудь праздникъ.
Въ предчувствія я не вѣрю. Въ нихъ тысячу разъ ошибаешься; запоминаешь только тѣ, что исполнились, а о другихъ забываешь. Однакожъ тогдашнее предчувствіе было-вѣрно. Такъ вотъ, прихожу я въ Мангеймъ, спрашиваю моряка Гроссмана, мнѣ показываютъ на Неккаръ; тамъ стоитъ маленькій домикъ посреди сада съ фруктовыми деревьями. Подъ деревьями стоять столы и скамейки для гостей. Гроссманы-то содержали также винный погребокъ.
Вхожу я въ садъ. Тамъ сидитъ народъ, только никто не говоритъ громко, какъ всегда это бываетъ, — и дѣвушка въ высокомъ бѣломъ передникѣ, съ головкой словно у козули, съ блестящими голубыми глазками, приноситъ людямъ ѣду и питье.
Я также сажусь за столъ. Освѣжусь-ка я сначала, думаю себѣ, — да заплачу за то, что съѣмъ; не то, если скажу кто я такой и кто меня прислалъ, такъ съ меня не возмутъ денегъ. Подозвалъ я дѣвушку; она подошла къ моему столу, ласковая такая, кроткая и серіозная; я спросилъ шкаликъ вина и чего нибудь закусить.
Проворно принесла она все это, и все было чисто и опрятно; я и говорю: «Слышалъ я, у васъ покойникъ въ домѣ?» — «Да», отвѣчаетъ дѣвушка, «но нашъ покойный отецъ всегда стоялъ на томъ, чтобы, что ни случись, все бы всегда было въ порядкѣ».
Не мудреныя вѣдь какія вещи говорила дѣвушка, да такъ это у нея выходило, что казалось мнѣ, будто я слышу сладчайшую музыку, и ни слова-то не скажете она ни больше ни меньше чѣмъ слѣдуетъ! По глазамъ-то замѣтно было, что въ нихъ только за минуту высохли слезы, но были они такіе спокойные и ясные и умные, что я тогда-же сказалъ себѣ: Да, хотѣлось-бы мнѣ, чтобы всю мою жизнь твои руки давали мнѣ ѣсть и пить; весело поди-ка зарабатывать хлѣбъ, когда такое созданьеце подаетъ тебѣ заработанный кусокъ.
Я заплатилъ счетъ и спросилъ, не ждутъ-ли еще на похороны знакомыхъ издалека. «Да», отвѣчала дѣвушка, «у моего отца былъ старинный другъ тамъ ниже въ Рейнгау. Еще въ послѣднюю минуту онъ вспоминалъ: въ Амстердамѣ я разъ обѣщалъ одному Грейеру — такъ звали моего дядю — что дамъ ему знать, если отправлюсь раньше его. „Смотри, приходи.за мной! Приходи поскорѣе!“ говоривали „мы бывало другъ другу“. Такъ разсказывалъ мнѣ отецъ, и мы послали извѣстить этого человѣка».
Я объяснилъ что пришелъ по порученію моего дяди вмѣсто него. Молодая дѣвушка такъ и перемѣнилась въ лицѣ, схватилась за карманъ, по всему видно, она хотѣла отдать мнѣ назадъ деньги и спросила:
«Зачѣмъ-же не сказали вы мнѣ этого сразу?»
Хоть въ отвѣтъ ей я немножко и прилгалъ, но все-же отчасти-то говорилъ и правду, когда объяснилъ, что пришедши сюда былъ такъ голоденъ и такъ хотѣлось пить, что мнѣ сперва надо было чего нибудь перекусить и выпить; а какъ же бы я это сдѣлалъ, если-бы сразу объявилъ, что пріѣхалъ на похороны?
Я слышалъ, какъ она опять опустила деньги въ карманъ. Потомъ она протянула мнѣ руку и просила добро пожаловать; она повела меня съ собой въ домъ, тамъ представила меня старшему брату, который также былъ морякомъ, потомъ младшему брату, чудо какому красивому мальчику, лѣтъ четырнадцати съ свѣтлыми большими глазами, съ лицомъ до того красивымъ, скажу вамъ — правда, ужъ это черезъ чуръ, только это вѣрно — пожалуй еще красивѣе, чѣмъ у его сестры. Такъ-бы вотъ я и обнялъ и поцѣловалъ мальчика, съ такимъ восхищеніемъ онъ на меня смотрѣлъ, только конечно я удержалъ себя, потому что это не идетъ. Меня отвели къ покойнику, я увидѣлъ тѣло, оно лежало на полу, опрятно прибранное и убранное цвѣтами. Я слышалъ какъ старшій братъ спросилъ сестру, зачѣмъ она отдала отцу самый свой лучшій холстъ, что назначенъ былъ ей въ приданое. Я видѣлъ какъ вся кровь бросилась ей въ лицо, она покраснѣла до волосъ на головѣ и отвѣчала шепотомъ: «Ради Бога, не говори ничего такого. Вѣдь это послѣднее, что мы можемъ для него сдѣлать.»
Дѣвушка звала меня опять идти въ садъ. Старшему брату надо было еще кое-что сдѣлать, я повелъ младшаго брата за руку, онъ такъ хорошо взялъ мою руку. Тамъ мы усѣлись — и дѣвушка говорила такъ хорошо и такъ ясно, что мнѣ казалось, будто я бывалъ здѣсь съ самаго дѣтства. Я сказалъ мальчику, что онъ долженъ умѣть цѣнить счастье имѣть такую сестру, а дѣвушка проговорила:
"Онъ умникъ, это я могу сказать ему прямо въ глаза. Не плачь, тебѣ надо свыкнуться съ тѣмъ, что отецъ умеръ. Если ты иной разъ бывалъ своеволенъ и будешь еще иногда такимъ, такъ это потому что ты еще очень молодъ, и притомъ-же ты потомъ всегда самъ раскаеваешься.
Ну, я долженъ былъ разсказывать о своемъ дѣтствѣ, о своихъ странствованіяхъ, о своемъ ремеслѣ. Я сказалъ, что учился также золоченью.
«Кормитъ-ли такое ремесло въ этакомъ маленькомъ городкѣ?» спросила она.
Я отвѣчалъ, что въ нынѣшнее время работаешь не на одно свое мѣстечко; желѣзныя дороги и пароходы изъ крошечнаго городка открываютъ путь къ большему рынку, работай хоть на весь свѣтъ.
"Вы правду говорите, это справедливо, " отвѣтила дѣвушка, и пока я живу на свѣтѣ, не было для меня похвалы пріятнѣе этой, а скажу вамъ — не смѣйтесь надо мной — я люблю когда мнѣ напрямки говорятъ въ чемъ я ошибаюсь; но самая для меня большая утѣха, когда говоритъ мнѣ человѣкъ: это вѣрно, ты правъ! Рѣдко кто это скажетъ, а она вотъ сказала.
Обратите на это вниманіе: если скажешь ей что нибудь такое, что до этого она не совсѣмъ понимала, она отвѣчаетъ тебѣ такимъ голосомъ, словно поетъ благодарственную молитву. «Вы правду говорите, это справедливо. Я этого раньше такъ хорошо не знала». Виноватъ, я забѣжалъ впередъ, дайте-ка, вернемся назадъ. "Я думаю, " сказала дѣвушка, «что вы и здѣсь можете достать работу, вонъ тамъ живетъ Фотографъ, ему требуется много рамокъ».
Не мало удивило меня, какъ эта дѣвушка, въ своемъ собственномъ горѣ, думаетъ и заботится о другихъ.
Она же сейчасъ встала и сказала:
«Теодоръ, проводи ихъ туда, и подожди тамъ съ полъ-часа».
Она поспѣшно ушла, а я пошелъ съ мальчикомъ.
Выходя изъ саду, мы столкнулись съ двумя людьми, несшими гробъ; мальчикъ крѣпче сжалъ мою руку; я догадался, что сестра нарочно отослала брата, чтобы не быть тутъ, когда тѣло будутъ класть въ гробъ.
Я засталъ Фотографа въ хлопотахъ, онъ также собирался идти къ покойнику, и я не смѣлъ говорить съ нимъ теперь объ дѣлахъ. Онъ спросилъ мальчика:
«Ну, Теодоръ, рѣшился ты идти ко мнѣ въ ученье?»
«Подождите, что скажетъ Катюша.»
Теперь я узналъ, что дѣвушку зовутъ Катюшей, но меня словно ножемъ рѣзнуло по сердцу, когда Фотографъ отвѣтилъ:
«Что я, что Катюша, все равно».
Не женихъ ли онъ дѣвушки?…. Я не могъ долго думать объ этомъ. Мы пошли назадъ, потому что пасторъ и всѣ провожатые уже собрались тамъ.
Катюша надѣла траурное платье, а я стоялъ въ саду въ сторонкѣ и сердился на себя: зачѣмъ лѣзетъ мнѣ въ голову столько мыслей, въ то время какъ хоронятъ человѣка.
Мнѣ назначили почетное мѣсто между провожатыми, я шелъ за дѣтьми покойнаго. Потомъ я слышалъ, что на похоронахъ было много народу, потому что старика всѣ любили и уважали — самъ я ничего не видѣлъ въ тотъ день.
На кладбищѣ пасторъ произнесъ прекрасную рѣчь. Онъ хвалилъ дѣтей, а главное Катюшу. Онъ говорилъ, что она счастлива будетъ на землѣ, потому что вѣрно исполняла пятую заповѣдь и надъ ней всегда будетъ благословеніе ея отца, отошедшаго къ отцу небесному. Я слышалъ, какъ подлѣ меня плакала Катя, но не смѣлъ оглянуться на нее.
Могилу засыпали, мы вернулись домой и меня просили переночевать эту ночь.
Вечеромъ пришелъ Фотографъ — и я получилъ отъ него большой заказъ. Катя посмотрѣла на меня большими глазами, когда я сказалъ: «Я точка въ точку представляю свою работу, но только на чистыя деньги».
Съ нами сидѣли и оба брата; Фотографъ, который, какъ видно, считалъ себя здѣсь своимъ, очень ловко ввернулъ, что Теодоръ всего лучше забудетъ свое горе, если съ завтрашняго же утра поступитъ къ нему въ ученье. Мальчикъ вопросительно взглянулъ, на сестру и та сказала:
«Сегодня ничего нельзя рѣшить; сегодня, въ день похоронъ отца, ни слова больше объ этомъ».
Мнѣ казалось, будто мальчикъ все посматриваетъ то на Фотографа, то на меня, и я какъ будто также замѣчалъ, что Катя одобряла глазами мысли брата и слѣдила за его взглядами.
На другое утро, я, совсѣмъ снарядясь въ путь, сидѣлъ съ сестрой и братьями. Собравшись съ духомъ, я сказалъ:
«Я бы также съ радостью взялъ мальчика къ себѣ въ ученье, и научилъ бы его всему, что самъ знаю».
Только успѣлъ я это выговорить, какъ идетъ Фотографъ и еще издали кричитъ:
«Теодоръ, я давно тебя жду. Скоро ли ты придешь?»
"Садитесь, " возразила Катюша, и молодой человѣкъ — красавецъ съ густой бородой, онъ смахивалъ на весельчака-студента — сѣлъ, Катюша кажется не хотѣла дальше говорить. Она тихонько шепнула старшему брату:
"Говори ты, " и тотъ началъ:
«Да вотъ, нашъ гость также хочетъ взять ученика, такъ мы разсудили»….
«Что тутъ много разсуждать!» закричалъ Фотографъ: «Теодоръ, ты самъ долженъ знать, чего ты хочешь».
«Ваше дѣло я знаю, а того еще не знаю, а рисовать и рѣзать я также люблю. Только вотъ, что я скажу….»
"Хорошо, говори, " перебилъ мальчика Фотографъ, «пока ты еще ничего не сказалъ».
У мальчика засвѣтились глаза и онъ воскликнулъ:
«Вотъ что я скажу: я пойду къ тому, къ кому велитъ мнѣ идти Катя».
«Это ты на меня-то сваливаешь отвѣтственность?» воскликнула Катя. «По моему долженъ рѣшить твой старшій братъ.»
"Нѣтъ, ужъ рѣшай ты, " возразилъ старшій братъ, «я со всѣмъ согласенъ, что ты скажешь».
"Такъ по моему, или къ нашему гостю. Извините меня, господинъ Шонауеръ, вы знаете, мы хорошіе друзья и сосѣди, и вѣдь мнѣ пріятно бы было имѣть Теодора тутъ подъ рукой; мнѣ самой очень тяжело отсылать его отсюда, но этакъ лучше!
"Я радъ, что ты рѣшила, " воскликнулъ старшій братъ, протянулъ мнѣ руку и сказалъ:
«У васъ честное лицо. Мы съ полнымъ довѣріемъ отдаемъ къ вамъ нашего младшаго брата, — и что ему понадобится, и что это будетъ стоить, мы ужъ внесемъ все».
Катюша также протянула мнѣ руку и я обѣщалъ ей держать ея брата добросовѣстно и хорошо и сдѣлать для него все, что бы я могъ пожелать для самого себя: И какъ она держала такъ мою руку и сидѣли мы вмѣстѣ, такъ кажется я бы и вскочилъ и бросился къ ней на шею, потому что ужъ тогда что-то во мнѣ говорило: «Эта моя!»
Я остался до обѣда. Мнѣ хотѣлось сейчасъ же взять съ собой Теодора, только мнѣ надо было сдѣлать маленькое путешествіе въ Вормсъ, гдѣ имѣлась у меня въ виду работало Катя сказала, послѣ того какъ Теодоръ шепнулъ ей что-то на ухо:
«Я пришлю къ вамъ брата. Мы не даемъ никакихъ удостовѣреній и отъ васъ не требуемъ; между нами довольно одного нашего слова. Теодору очень хочется попутешествовать съ дорожной сумкой за спиной; завтра къ полудню онъ будетъ у васъ въ Вормсѣ».
Я пошелъ къ пароходу, сестра и братья провожали меня, я шелъ подлѣ Кати, но и не заикнулся ей о любви, даже того не сказалъ, что я чувствую, какъ она мнѣ довѣряетъ, что отдаетъ мнѣ своего брата.
На другой день Теодоръ явился какъ разъ въ назначенное время. Любо было смотрѣть на мальчика; я прошелъ съ нимъ кончикъ дороги. Что изъ него вышло, вы вѣдь знаете: красивый юноша, что тамъ внизу, въ мастерской работаетъ съ неутомимымъ прилежаніемъ, посвистывая и попѣвая — это Теодоръ.
Осенью пошелъ я вверхъ по рѣкѣ и Катюша встрѣтила меня какъ родного. Кто первый изъ насъ сказалъ: «Хочешь меня?» Мы оба не знаемъ. Мнѣ кажется, ни она не сказала, ни я, потому это само собой было понятно.
Когда мы женились, Катя сказала мнѣ:
«Одно только меня смущаетъ: вести хозяйство — этого мнѣ мало; я привыкла заработывать.
„Объ этомъ самомъ и я хотѣлъ съ тобой поговорить. Га, ты станешь заработывать, ты моя позолотчица, вотъ тебѣ работа; ты понятливая и ловкая, скоро переймешь это, а потомъ мы заведемъ магазинъ“.
Что жъ вамъ разсказывать?
Вѣдь вы ее видите, вѣдь вы знаете ее, она украшаетъ мнѣ жизнь, она помогаетъ мнѣ заработывать и дядя въ послѣднее время часто говаривалъ, что ему хотѣлось бы быть помоложе, только для того, чтобы подольше полюбоваться на наше счастіе — и онъ называлъ ее Катею и позолотчицей.
Да, она украшаетъ жизнь; она нашла, что будетъ лучше, если мы въ задней стѣнѣ пробьемъ окошко на Рейнъ; а разсказывалъ я вамъ, что маленькіе-то стволики ободранныхъ дубковъ продаются въ гостинницы? Катюшѣ пришло въ голову, что намъ лучше выбирать которые получше стволики для себя и дѣлать изъ нихъ тонкія рамы. Этотъ планъ былъ ея. Да, это жизнь! — желаю, чтобы всякій честный и порядочный человѣкъ испыталъ то же; но конечно для этого нужна Катюша, позолотчица!»
- ↑ Маленькій крутлый хлѣбецъ, въ родѣ нашего розана.