Мы помѣстились въ гостинницѣ «Hôtel Jungfrau», въ одномъ изъ тѣхъ громадныхъ учрежденій, которыя созданы новѣйшею предпріимчивостью чуть ли не въ каждомъ мало-мальски привлекательномъ мѣстѣ континента. За табльдотомъ собиралось большое общество, при чемъ разговоръ, по обыкновенію, шелъ на всевозможныхъ языкахъ.
За столомъ прислуживали женщины, одѣтыя въ живописные костюмы швейцарскихъ поселянокъ. Костюмъ состоитъ изъ простого gros de laine, украшеннаго пепельнаго цвѣта бантами, кофты цвѣта sacrebleu ventre saint gris, сложенной по бокамъ въ видѣ біе, съ отворотами, petite polonaise и узенькими вставками цвѣта pâté de foie gras. Всѣ онѣ выглядывали въ немъ чрезвычайно пикантно и кокетливо.
На щекахъ одной изъ этихъ прислужницъ, женщины лѣтъ уже подъ сорокъ, красовались бакенбарды, спускавшіяся до половины щеки и имѣвшія въ ширину около двухъ пальцевъ; цвѣта онѣ были темнаго, очень густыя и длиною достигали одного дюйма. Мнѣ не рѣдко приходилось встрѣчать на континентѣ женщинъ съ весьма замѣтными усами, но женщина-бакенбардистъ попалась мнѣ здѣсь еще впервые.
Послѣ обѣда всѣ гости, какъ мужчины, такъ и дамы, перешли на открытую веранду и въ цвѣтникъ, разбитый передъ нею, чтобы воспользоваться вечерней прохладой; но когда сумерки перешли въ полную темноту, всѣ собрались въ обширной, пустынной гостиной, самой неуютной, непривѣтливой комнатѣ каждой лѣтней гостинницы на континентѣ. Разбившись на группы по двое и по трое, гости занялись разговоромъ вполголоса и выглядывали угнетенными, скучающими.
Въ гостиной стояло небольшое піанино; это былъ разбитый, разстроенный, хрипящій инвалидъ, вѣроятно, худшій изъ всѣхъ піанино, какія только случалось мнѣ видѣть. Одна за другой подходили къ нему пять или шесть скучающихъ дамъ, но, взявъ нѣсколько пробныхъ аккордовъ, поспѣшно обращались въ бѣгство. Однако же, нашелся любитель и на этотъ инструментъ, да еще при томъ изъ Арканзаса — моей родины. Это была молоденькая женщина, повидимому, только-что вышедшая замужъ и не утратившая еще отпечатка чего-то дѣвичьяго, невиннаго; ей было не болѣе 18-ти лѣтъ; только-что соскочившая со школьной скамейки, счастливая своимъ важнымъ, обожающимъ ее молодымъ мужемъ, она была чужда всякой аффектаціи и ни мало не стѣснялась окружающей холодной, безучастной толпой. Не успѣлъ замереть въ воздухѣ пробный аккордъ, какъ всѣ присутствующіе сразу же поняли, что несчастной развалинѣ предстоитъ исполнить свое назначеніе. Вернувшись изъ комнаты со связкой ветхихъ нотъ, супругъ любовно склонился надъ ея стуломъ, готовясь перевертывать листы.
Пробѣжавъ пальцами по всей клавіатурѣ, что заставило всю компанію стиснуть зубы, какъ бы отъ мучительной боли, молодая женщина безъ дальнѣйшихъ проволочекъ ко всеобщему ужасу заиграла «Битву подъ Прагою»; со смѣлостью, достойной лучшей участи, бродила она по горло въ крови убитыхъ; изъ каждыхъ пяти нотъ она брала двѣ фальшивыхъ, но душа ея была въ пальцахъ и она не думала останавливаться, чтобы поправиться. Долго выдерживать это истязаніе у слушателей не хватило силъ; по мѣрѣ того, какъ канонада дѣлалась все сильнѣе и ожесточеннѣе, а число фальшивыхъ нотъ достигло 4-хъ изъ пяти, публика стала понемногу уходить изъ зала. Нѣкоторые болѣе упорные, удерживали свои позиціи еще минутъ съ десять, но когда наша дѣва, дойдя до «стона раненыхъ», принялась выматывать изъ нихъ внутренности, то и они спустили предъ нею флагъ и обратились въ бѣгство.
Никто еще не одерживалъ болѣе полной побѣды; я былъ единственнымъ бойцомъ, оставшимся на полѣ сраженія, да притомъ у меня вовсе и не было желанія покинуть своей соотечественницы. Не любя посредственностей, всѣ мы восхищаемся талантомъ и геніальностью; музыка же эта была въ своемъ родѣ совершенствомъ, безъ сомнѣнія, будучи самою худшею музыкою, которая когда-либо раздавалась на нашей планетѣ.
Я подсѣлъ поближе и не потерялъ ни одной нотки. Когда она кончила, я попросилъ ее сыграть то же самое еще разъ. Весьма польщенная, она поспѣшила исполнить мое желаніе и принялась играть еще съ большимъ воодушевленіемъ. На этотъ разъ она ни одной ноты не взяла правильно. Въ крикъ раненыхъ она вложила столько чувства, что подъ ея искусными пальцами человѣческое страданіе получило совершенно новую для насъ окраску. Цѣлый вечеръ не складывала она оружія, и все это время самые смѣлые изъ числа собравшейся на верандѣ публики не осмѣливались показаться въ гостиной и только время отъ времени прикладывали свой носъ къ оконнымъ стекламъ и любовались на насъ. Какъ только оба супруга, по горло насытившись музыкой, удалились, гостиная снова наполнилась туристами.
Какая перемѣна совершилась со Швейцаріей, да и со всей Европой за послѣднее столѣтіе. Семьдесятъ или девяносто лѣтъ назадъ Наполеонъ былъ чуть ли не единственнымъ человѣкомъ въ Европѣ, котораго можно было назвать путешественникомъ, по крайней мѣрѣ, только онъ одинъ серьезно относился къ своимъ путешествіямъ и посвящалъ имъ все свое время; теперь же всѣ стали путешественниками, и Швейцарія, а равно и многія другія области, бывшія лѣтъ сто назадъ совершенно неизвѣстными и никѣмъ не посѣщаемыя, сдѣлались въ наше время какими-то муравейниками, которые въ теченіе всего лѣта кипятъ иностранцами. Но, виноватъ, я опять удалился отъ своего разсказа.
На утро, выглянувъ въ окошко, мы увидѣли чудное зрѣлище. Поперекъ всей долины, непосредственно за ближайшими холмами, поднимались къ прозрачному небу гигантскія формы холодной и бѣлой Юнгфрау. Это наполнило мнѣ тѣ громадные валы, которые иногда вдругъ поднимаются на морѣ передъ кораблемъ, валы съ бѣлою, какъ снѣгъ вершиною, отъ которой къ мощному подножію спускаются бѣлыя полосы пѣны.
Какъ все здѣсь обманываетъ глазъ! Глядя на этотъ лѣсистый холмъ, который стоитъ налѣво отъ Юнгфрау, можно объ закладъ биться, что онъ чуть ли не вдвое выше ея, между тѣмъ высота его не превышаетъ какихъ-нибудь 2.000 или 3.000 футовъ, вслѣдствіе чего на вершинѣ его лѣтомъ никогда не бываетъ снѣгу. Такъ какъ Юнгфрау имѣетъ не меньше 14.000 футовъ высоты, то нижняя линія ея снѣговъ, которая кажется отсюда лежащею у самой долины, на самомъ дѣлѣ лежитъ не менѣе, какъ на 7.000 футовъ выше вершины покрытаго лѣсомъ холма. Этотъ обманъ зрѣнія объясняется тѣмъ, что лѣсистый холмъ находится отъ насъ въ разстояніи четырехъ или пяти миль, Юнгфрау же на разстояніи вчетверо или впятеро, большемъ.
Гуляя до обѣда по лавкамъ, вниманіе мое было привлечено большими рѣзными картинами, вырѣзанными вмѣстѣ съ рамками изъ цѣлаго куска дерева шоколаднаго цвѣта. Кто-то изъ всезнаекъ, которыхъ можно найти рѣшительно всюду, говорилъ мнѣ, что съ англичанъ и американцевъ европейскіе торговцы берутъ за все гораздо дороже. Кромѣ того, многіе утверждали, что покупки, сдѣланныя черезъ курьера, обходятся дороже, нежели если ихъ дѣлать самому; я же думалъ какъ разъ наоборотъ. Увидѣвъ эти картины, я сейчасъ же понялъ, что онѣ стоютъ гораздо больше того, что мой пріятель, для котораго я хотѣлъ купить одну картину, можетъ заплатить за нее, но всетаки рѣшилъ попробовать; позвавъ курьера, я велѣлъ ему пойти и спросить цѣну, какъ будто бы для себя; кромѣ того, я сказалъ ему, чтобы онъ не говорилъ по-англійски и скрывалъ бы, что служитъ курьеромъ. Затѣмъ я отошелъ немного въ сторону и сталъ ожидать.
Черезъ нѣсколько минутъ курьеръ возвратился и сообщилъ цѣну. «Какъ разъ на сто франковъ дороже, чѣмъ слѣдуетъ», подумалъ я про себя и рѣшилъ отказаться отъ покупки. Но, проходя послѣ обѣда снова мимо этой лавки вмѣстѣ съ Гаррисомъ, я не выдержалъ и зашелъ спросить цѣну, желая узнать, насколько дороже спросятъ за нее, если вопросъ будетъ сдѣланъ на ломанномъ нѣмецкомъ языкѣ. Продавщица назвала цѣну какъ разъ на сто франковъ меньшую противъ того, что сказалъ мнѣ курьеръ. Это былъ пріятный сюрпризъ, и я сказалъ, что беру вещицу. Послѣ того, какъ я разсказалъ, куда вещь должна быть отправлена, продавщица просительно сказала мнѣ:
— Не говорите, пожалуйста, своему курьеру, что вы купили ее.
Это было совершенно для меня неожиданно, и я спросилъ:
— Почему же вы думаете, что у меня есть курьеръ?
— О, очень просто: онъ самъ мнѣ сказалъ это.
— Вотъ что! Но скажите, пожалуйста, отчего вы запросили съ него больше, чѣмъ съ меня?
— Да потому, что вамъ мнѣ не надо платить процентовъ.
— А, я начинаю понимать. Стало быть, вамъ пришлось бы платить курьеру проценты?
— Безъ сомнѣнія. Курьеры всегда получаютъ проценты. Въ данномъ случаѣ мнѣ пришлось бы заплатить ему сто франковъ.
— Значитъ торговцы сами ничего не платятъ имъ, все падаетъ на покупателей?
— Случается и такъ, что продавецъ входитъ въ соглашеніе съ курьеромъ и назначаетъ цѣну вдвое или даже втрое болѣе дѣйствительной; тогда они дѣлятся и каждый изъ нихъ имѣетъ процентъ.
— Ну да. Я вѣдь и говорю, что за все платитъ одинъ покупатель.
— О, конечно! Это само собой понятно!
— Но вѣдь я купилъ эту вещицу самъ, почему же не слѣдуетъ, чтобы курьеръ зналъ объ этомъ?
— Ахъ, — воскликнула встревоженная женщина, — это лишило бы меня того небольшого заработка, который я имѣю на этой вещи! Онъ сейчасъ же явится и потребуетъ свои сто франковъ, и я принуждена буду ему дать.
— Но вещь куплена не черезъ него. Вы можете отказать.
— Я не смѣю отказать. Иначе онъ никогда больше не приведетъ ко мнѣ путешественниковъ. Даже болѣе, онъ ославитъ меня передъ другими курьерами, и они будутъ отводить отъ меня покупателя, такъ что я разорюсь.
Выйдя изъ лавки, я погрузился въ размышленія. Я началъ понимать, почему курьеры нанимаются за пятьдесятъ пять долларовъ въ мѣсяцъ на своемъ содержаніи.
Мѣсяцъ или два спустя я понялъ и то, почему курьеръ не платитъ ни за столъ, ни за квартиру и почему счета, которые мнѣ подавались въ гостинницахъ, были гораздо больше, когда со мною былъ курьеръ, нежели тогда, когда онъ куда-нибудь уѣзжалъ на нѣсколько дней.
Объяснилось теперь и другое обстоятельство. Въ какомъ-то городѣ я послалъ курьера въ банкъ, чтобы размѣнять деньги. Въ ожиданіи совершенія сдѣлки я сидѣлъ въ читальномъ залѣ, какъ вдругъ является банковый клеркъ и лично вручаетъ мнѣ деньги; онъ былъ чрезвычайно вѣжливъ и простеръ свою любезность до того, что кинулся отворять для меня дверь и держалъ ее открытою, пока я проходилъ, и затѣмъ поклонился мнѣ такъ почтительно, какъ будто я былъ важной особою. Мнѣ первый разъ случилось посылать въ банкъ курьера. Все время, пока я находился въ Европѣ, курсъ былъ въ мою пользу, за исключеніемъ именно этого раза, когда я получилъ только номинальную стоимость своихъ денегъ безъ всякой прибавки, хотя, по моимъ разсчетамъ, она должна была быть, и даже немалая. Я заподозрѣлъ, что тутъ дѣло не чисто, и впослѣдствіи всегда самъ ходилъ мѣнять деньги.
И тѣмъ не менѣе, если бы я имѣлъ возможность всегда платить эти налоги, я никогда не путешествовалъ бы безъ курьера, такъ какъ хорошій курьеръ — это такое удобство, которое не можетъ быть оцѣниваемо на доллары и центы. Путешествіе безъ курьера представляетъ одну сплошную непріятность, цѣпь мелкихъ тревогъ и огорченій; я говорю, конечно, о человѣкѣ вспыльчивомъ, нетерпѣливомъ, не обладающимъ дѣловою ловкостью, о человѣкѣ, приходящемъ въ отчаяніе отъ мелочей.
Безъ курьера путешествіе не можетъ доставить ни малѣйшаго удовольствія; съ курьеромъ же оно, наоборотъ, одно нескончаемое наслажденіе. Курьеръ всегда у васъ подъ рукою; если вы звоните, и на вашъ звонъ откликаются не скоро, а это вовсе не рѣдкость, то вамъ стоитъ только открыть дверь и позвать; курьеръ тотчасъ же услышитъ и заставитъ кого слѣдуетъ обратить вниманіе на вашъ зовъ, при чемъ подниметъ цѣлое возмущеніе. Вы говорите ему куда и когда вы желаете ѣхать, все остальное уже его забота. Вамъ не надо спрашивать ни о времени отхода поѣзда, ни о стоимости, вы не заботитесь ни о лошадяхъ, ни о гостинницѣ, ни о множествѣ другихъ подобныхъ вещей. Въ надлежащее время онъ посадитъ васъ въ экипажъ или въ омнибусъ и отвезетъ на поѣздъ или пароходъ. Онъ уложитъ вашъ багажъ и перешлетъ его, куда надо; онъ платитъ по вашимъ счетамъ. Другимъ приходится спѣшить и ѣхать за полчаса раньше, чтобы съ большимъ трудомъ занять хоть какое-нибудь мѣсто, рисковать испортить себѣ настроеніе духа; вы же свободны отъ всего этого, курьеръ займетъ для васъ лучшее мѣсто, и вы, не спѣша и не теряя времени, являетесь уже на готовое.
Въ вокзалахъ передъ багажною кассою толпа до того густа, что рискуешь быть задавленнымъ; каждый на перебой силится обратить вниманіе вѣсовщика на свой багажъ, каждый отчаянно споритъ съ этимъ тираномъ, остающимся обыкновенно равнодушнымъ и безучастнымъ ко всѣмъ требованіямъ публики; получивъ, наконецъ, квитанціи, приходится воевать и неистовствовать, чтобы квитанціи эти были занесены въ книгу. Уплативъ деньги и покончивъ съ багажемъ, пассажиръ бѣжитъ къ билетной кассѣ купить билетъ, гдѣ снова вступаетъ въ яростную битву съ чиновникомъ. Доведенный всѣмъ этимъ до послѣдней степени ярости, этотъ несчастный загоняется въ залъ, гдѣ стиснутый толпою такихъ же страдальцевъ, нагруженный мѣшками, пледами и прочимъ скарбомъ, вмѣстѣ съ утомленной женой и ребенкомъ, онъ принужденъ ждать, пока не откроютъ выходныхъ дверей. Но и тогда мученія его еще не кончились. Стиснутый толпою, стремящеюся къ вагонамъ, онъ добирается туда, когда все уже занято, такъ что ему приходится опять выйти на платформу и ждать, пока не прицѣпятъ добавочнаго вагона. Въ эти минуты душевное состояніе несчастныхъ таково, что они готовы кинуться съ ножомъ на перваго подвернувшагося. Тѣмъ временемъ вы уже давно сидите въ вагонѣ и, покуривая, спокойно наблюдаете всю эту суету.
Въ пути поѣздная прислуга до чрезвычайности къ вамъ вѣжлива и предупредительна; она никого не допускаетъ въ ваше отдѣленіе, говоря, что вы только-что оправились отъ оспы и не можете выносить безпокойства. И это все потому, что курьеръ вашъ всегда сумѣетъ поладить съ прислугою. На промежуточныхъ станціяхъ курьеръ заходитъ къ вамъ, чтобы справиться, не надо ли вамъ воды, или газеты, или чего-либо другого. На большихъ станціяхъ онъ позаботится, чтобы вамъ принесли закусить въ купе, тогда какъ остальнымъ пассажирамъ приходится толпиться въ буфетѣ. Если вагонъ вашъ потерпитъ какое-нибудь поврежденіе, и начальникъ станціи вздумаетъ запихать васъ въ другое отдѣленіе, гдѣ есть уже пассажиры, то курьеръ конфиденціально шепнетъ ему, что вы французскій герцогъ, глухой и нѣмой отъ рожденія, и начальникъ станціи лично явится къ вамъ и пантомимою начнетъ объяснять вамъ, что онъ уже приказалъ прицѣпить для васъ къ поѣзду новый и самый лучшій вагонъ.
Въ таможняхъ, гдѣ пассажиры, усталые и потные, принуждены проводить долгое время, глядя на чиновниковъ, которые копаются въ ихъ чемоданахъ и ставятъ тамъ все вверхъ дномъ, вы не имѣете никакихъ непріятностей; вы вручаете курьеру ключи, а сами сидите спокойно. Положимъ, что вы пріѣхали куда-нибудь въ 10 часовъ вечера во время проливнаго дождя. Всѣ другіе должны потерять не менѣе полчаса, чтобы получить багажъ и сдать его въ омнибусъ, но васъ курьеръ устраиваетъ въ экипажѣ сейчасъ же; пріѣхавъ въ гостинницу, вы узнаете, что комната оставлена за вами еще два дня назадъ, что все приготовлено и что вы можете, не теряя времени, сейчасъ лечь въ постель.
Другимъ же приходится иногда подъ проливнымъ дождемъ побывать въ двухъ или трехъ гостинницахъ, прежде чѣмъ найдется что-нибудь подходящее.
Я не перечислилъ и половины тѣхъ удобствъ, какія можетъ доставить курьеръ, но я полагаю, что и перечисленнаго вполнѣ достаточно, чтобы понять, что человѣкъ, имѣющій возможность путешествовать съ курьеромъ и не пользующійся ею, не можетъ быть названъ хорошимъ экономистомъ. Мой курьеръ былъ худшій въ цѣлой Европѣ, и всетаки путешествовать съ нимъ было пріятнѣе, нежели совсѣмъ безъ курьера. Да ему и не изъ-за чего было быть лучшимъ, такъ какъ я не могъ дѣлать черезъ него большихъ покупокъ. Онъ былъ достаточно хорошъ, принимая во вниманіе незначительность вознагражденія, которое онъ получалъ за свои услуги. Да, путешествіе съ курьеромъ — это наслажденіе; путешествовать безъ курьера — наказаніе.
Мнѣ приходилось имѣть дѣло съ весьма плохими курьерами, но зато пришлось однажды имѣть дѣло съ такимъ, который можетъ быть названъ лучшимъ изъ всѣхъ курьеровъ. Это былъ молодой полякъ по имени Іосифъ Вирей. Онъ говоритъ на восьми языкахъ, а что еще важнѣе — владѣетъ ими одинаково хорошо. Онъ сообразителенъ, проворенъ и пунктуаленъ; онъ чрезвычайно находчивъ и ловко умѣетъ выпутываться изъ всевозможныхъ затрудненій; онъ не только знаетъ, что слѣдуетъ дѣлать, но умѣетъ еще сдѣлать все и скорѣе и лучше другихъ; онъ незамѣнимъ съ дѣтьми и больными. Словомъ, это лучшій курьеръ, какого можно только пожелать. Адресъ его слѣдующій: Лондонъ, 371, Набережная, М-ру О. Г. Кеджиль. Хорошіе курьеры очень рѣдки; если читатель вздумаетъ путешествовать, то хорошо сдѣлаетъ, если пригласитъ его.