_figure_2.jpg){kind=link}
Сугорский, Захарий Иванович, воевода и дипломат второй половины XVI в., представитель старинного княжеского рода, происходившего из племени Константина Всеволодовича ростовского. Впервые он упоминается воеводою в Астрахани в 1568—1572 гг., затем в 1574 г. был послом в Крыму. В 1576 г. в сане "легкого" посла и с титулом наместника белозерского он вместе с дьяком Андреем Арцыбашевым был отправлен Иоанном Грозным к цесарю Максимилиану II. Незадолго перед тем умер польский король Сигизмунд-Август, и в Польско-Литовском королевстве возник вопрос об избрании ему заместителя; собиравшиеся один за другим сеймы раскалывались на партии, каждая из которых стремилась на королевстве видеть своего кандидата; одни хотели видеть цесаря Максимилиана или его сына эрцгерцога Эрнеста, другие — Иоанна или сына его Федора, третьи — Генриха Анжуйского, четвертые — Стефана Батория, и т. д. Еще более обострились споры и осложнились дипломатические сношения заинтересованных в разрешении вопроса государств, когда избранный наконец в короли Генрих бежал из Варшавы, пробыв на троне всего несколько месяцев. С бегством Генриха значительно окрепли шансы австрийской партии, и Максимилиан ІI, с целью найти поддержку своим видам в Москве, отправил к Иоанну для переговоров послов Иоанна Кобенцеля и Даниэля Принца. В ответ на это-то посольство и был послан в Вену С. Ему было приказано сказать Максимилиану, что царь соглашается на возведение его сына Эрнеста в польские короли, при условии, что Киев, как искони царская вотчина, и Ливония переходят к Москве. Если же австрийские притязания потерпят неудачу, С. было поручено — и это другая сторона его миссии — всемерно стремиться к тому, чтобы склонить Максимилиана на союзный договор с Россией с целью противодействовать избранию в польские короли ставленников турецкого султана, в том числе и Стефана Батория.
В начале 1576 г. С. двинулся в путь. В Риге и Мемеле из уважения к царю посла встретили пушечной пальбой. 16 июля он был уже в Вене. О приеме его цесарем в "Делах цесарского Двора" (в Московском архиве министерства иностранных дел) сохранилось пространное описание, сделанное одним из лиц посольства. Во время первого же приема, обставленного весьма пышно и торжественно, разыгрался небольшой инцидент, весьма характерный и для времени и для С.: приветствуя послов, цесарь встал и приподнял шляпу, но по забывчивости ли или потому, что это не было принято при австрийском дворе — не дал руки для целования; С. счел это за невнимание, обиделся и через упомянутого Даниэля Принца, служившего переводчиком, попросил исправить ошибку, и — "цесарь, сняв с себя шляпу и встав, звал к руке... и обнимались". 28 августа С. имел продолжительный разговор с "попами", т. е. с пришедшими в Вену послами от римского папы; речь шла о том, чтобы "цесарю и папе римскому и иным христианским государем быти в любви", что означало — стоять заодно против султана. Однако грамоту и письмо от папы к Иоанну С. отказался взять: "того письма взяти не вместно, что есмя присланы к цесарю, а не к папе". 15 сентября С. был принят в последний раз цесарем, который был болен и лежал в постели. По существу миссия С. была не особенно успешной и не дала каких-либо реальных результатов, главным образом потому, что расслабленный Максимилиан не был в состоянии что-либо делать и ограничивался лишь почестями, оказываемыми послам. Не имела успеха миссия С. и в конечном смысле: под давлением и угрозами Турции, при отсутствии почти всякого противодействия со стороны России и Австрии, в польско-литовские короли был избран, как известно, Стефан Баторий.
В некоторых позднейших летописях в связи с посольством С. к цесарю задним числом рассказывается басня, рисующая императора провидцем в истории; в разговоре с С. Максимилиан предсказал будто бы, что в России "будет трясение великое, и будут многие власти и несогласия, а смятения того будет лет 15 или мало больше, или мало меньше; а потом земля русская распространится вельми и прославится во все концы вселенные"; наконец, в числе этих слишком точных и по тому одному явно баснословных предсказаний находится и то, что первый после смут русский царь будет называться Михаилом. В донесениях самого С. об этих пророчествах нет ни слова, но в них очень много любопытного, характеризующего обычаи, богатство и пышность европейского двора того времени.
Из Вены С. выехал 17 сентября 1576 г. и через Прагу и Франкфурт-на-Одере прибыл в Штеттин, откуда путь продолжил морем, но принужден был возвратиться, ибо "в ночи пришел ветер встречу... и якорь изломало, и корабельник поворотило назад". Не захотев зимовать в Штральзунде, где он высадился, С. сел в Грейфсвальде на "бусу" и 15 декабря прибыл в Пернау, а 3 января 1577 г. был уже в Москве.
Незадолго до смерти С. был назначен воеводою в Смоленск, где в 1582 г. и скончался. По сообщениям ливонского историка Кельха, С. один из немногих вельмож своего времени обнаруживал величайшую преданность Иоанну не только за страх, но и за совесть.
"Дела цесарского Двора", рукописные акты в Московск. архиве министерства иностранных дел, листы 157—266, — "Памятники дипломатических сношений", т. І, стр. 545—788 т. X, стр. 7. — "Древняя Российская Вивлиофика", т. XIII, стр. 371. — Кн. Лобанов-Ростовский "Русская родословная книга", СПб., 1895 г., стр. 207. — Н. П. Лихачев, "Разрядные дьяки XVI стол.", стр. 473. — Карамзин, "Истор. госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843 г., т. IX, стр. 143, 160; прим. 348, 442. — С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Обществен. польза", кн. II, стр. 255.