Находя дальнѣйшее мое участіе въ засѣданіяхъ коммисіи безполезнымъ и доводя объ этомъ до ея свѣдѣнія, я считаю необходимымъ вполнѣ высказать тѣ основанія, которыя меня къ этому приводятъ.
7-го мая прошлаго 1875 года, въ письмѣ хранящемся при дѣлахъ коммисіи (№ 1) и адресованномъ къ одному изъ ея членовъ, я указалъ на важность того, чтобы «физическое общество не высказалось уже заранѣе въ смыслѣ предрѣшающемъ вопросъ»; я прибавилъ далѣе: «если-бы коммисія теперь-же опредѣленно назвала явленія производимыми искусственно, путемъ фокусовъ, то изслѣдованіе едва ли могло бы встрѣтить содѣйствіе со стороны медіумовъ и спиритуалистовъ». Это, выраженное мной, опасеніе могло казаться излишнимъ: ученые, безпристрастные наблюдатели не предрѣшаютъ вопросовъ ими разсматриваемыхъ. Послѣдствія показали однакоже, что опасеніе мое не было, къ сожалѣнію, напрасно. Въ то время я дѣйствительно не имѣлъ ни основанія, ни права прилагать къ гг. членамъ коммисіи названіе «противниковъ» медіумизма и относить къ нимъ приговоръ де-Моргана, заключающійся въ слѣдующихъ приведенныхъ мною въ моей статьи («Медіумическія явленія». Русскій Вѣстникъ. Ноябрь 1875 г) словахъ: «спиритуалисты, безъ всякаго сомнѣнія, стоятъ на томъ пути, который велъ ко всякому прогрессу въ физическихъ наукахъ; ихъ противники служатъ представителями тѣхъ, которые всегда ратовали противъ прогресса»… Названіемъ «спиритуалистъ» де-Морганъ очевидно обозначаетъ здѣсь вообще лицъ, признающихъ существованіе медіумическихъ явленій съ ихъ физической стороны, помимо какихъ бы то ни было гипотезъ, предлагаемыхъ для ихъ объясненія. «Противниками» спиритуалистовъ являются, въ этомъ смыслѣ, тѣ, которые игнорируютъ или отрицаютъ явленія, не давая себѣ труда достаточно познакомиться съ ними собственнымъ опытомъ или наблюденіемъ. Въ этомъ смыслѣ поняты и переданы были мною слова де-Моргана, и очевидно, что, писавши статью мою еще лѣтомъ, ранѣе начала опытовъ въ коммиссіи, я не могъ считать «противниками», въ объясненномъ мною смыслѣ этого слова, лицъ изъявлявшихъ, какъ казалось, готовность обстоятельно разсмотрѣть, прежде чѣмъ произнести приговоръ. Я считаю нужнымъ опредѣленно высказать здѣсь это потому, что приведенныя мною слова де-Моргана были нѣкоторыми ошибочно относимы, вслѣдъ за появленіемъ моей статьи, и къ гг. членамъ коммиссіи. Повторяю, что въ то время такое толкованіе ихъ было вполнѣ напрасно, но не могу не сознаться, что нынѣ я признаю его совершенно вѣрнымъ, такъ какъ примѣры произнесенія гг. членами коммисіи приговоровъ безъ достаточнаго разсмотрѣнія имѣются на лицо. Таково именно, напримѣръ, публичное чтеніе одного изъ вліятельнѣйшихъ членовъ коммисіи, состоявшееся 15-го декабря, послѣ опытовъ съ Петти, давшихъ одни отрицательные результаты. На основаніи того, что въ данныхъ случаяхъ «медіумическихъ явленій не произошло» было сочтено возможнымъ отвергнуть ихъ существованіе; — ничего не видѣвшіе нашли позволительнымъ отрицать положительныя — и не одиночныя, а многочисленныя — свидѣтельства людей много видѣвшихъ и увѣренныхъ въ томъ, что видѣли хорошо.
Какъ ни мало правиленъ такой пріемъ сужденія, особенно со стороны лицъ, точныя научныя изслѣдованія которыхъ пользуются заслуженной славой, и которыя, въ этихъ изслѣдованіяхъ, конечно никогда не допустили бы такой свободы заключеній, — но произнесеннаго приговора было достаточно для предубѣжденнаго большинства, едва ли способнаго поставить безпристрастное исканіе истины выше своихъ рутинныхъ, предвзятыхъ убѣжденій. Въ глазахъ этого большинства, благодаря произнесенному приговору, лица свидѣтельствующія о реальности и неподдѣльности медіумическихъ явленій, оказались жалкими жертвами грубаго заблужденія и обмана, а ученые отвергающіе существованіе этихъ явленій — поборниками истинной науки. Напрасно было бы утверждать, что упомянутое публичное чтеніе состояло главнымъ образомъ изъ объективнаго изложенія того, чтò сообщается поборниками медіумизма и изъ чтенія протоколовъ коммисіи. Эти изложеніе и чтеніе были достаточно освѣщены, чтобы никто не могъ ошибиться относительно намѣреній лектора. Способъ отношенія коммисіи къ вопросу ею разсматриваемому опредѣлился. Не хотѣлось однако думать, чтобы и въ томъ случаѣ если, вмѣсто отрицательныхъ результатовъ, обнаружатся въ засѣданіяхъ коммисіи результаты положительные, она не съумѣла бы отрѣшиться отъ своего — хотя и невысказаннаго прямо, но столь ясно существовавшаго въ ея средѣ — предрѣшенія вопроса. Никто не думалъ конечно, чтобы коммисія могла въ скоромъ времени признать существованіе медіумическихъ явленій, но не ожидалось и того, чтобы, при первомъ шагѣ къ дѣйствительному знакомству съ этими явленіями, отъ отдѣльныхъ членовъ коммисіи посыпались бездоказательныя, основывающіяся на единоличномъ впечатлѣніи, но тѣмъ не менѣе рѣшительныя, обвиненія въ обманѣ и шарлатанствѣ. Отъ коммисіи ожидалось терпѣливое и хладнокровное наблюденіе; ей предоставлялось полнѣйшее право признать явленіе только тогда, когда всѣ поводы къ сомнѣнію были бы устранены; но за то и составлять обвинительные приговоры она должна бы не иначе, какъ на достаточныхъ данныхъ, къ которымъ, конечно, не могутъ быть причислены догадки отдѣльныхъ лицъ, послужившія въ данномъ случаѣ основаніемъ къ обвиненію. Вмѣсто того, чтобы наблюдать и ждать, коммисія поспѣшила сдѣлать такія постановленія, заявить такія требованія, которыя ясно клонились къ затрудненію дѣла и при которыхъ, наконецъ, содѣйстіе поборниковъ медіумизма сдѣлалось невозможнымъ. Все это достаточно подробно и ясно изложено въ заявленіи А. Н. Аксакова, подаваемомъ нынѣ же въ коммисію.
Почти съ перваго шага, коммисія категорически потребовала приложенія приборовъ. Вмѣстѣ съ приборами вносились новыя условія и медіумическія явленія, всегда крайне прихотливыя и чувствительныя къ такимъ условіямъ, могли и не произойти при нихъ. Произойдя, они могли остаться тѣмъ не менѣе не констатированными, если бы приборы оказались неудовлетворительны. А отношеніе коммисіи къ вопросу выяснилось уже на столько, что въ результатѣ нельзя было сомнѣваться: еслибы явленіе, произойдя, осталось не констатированнымъ посредствомъ прибора, то его реальность была бы коммисіей отвергнута, а если бы явленія не произошло вовсе, то коммисія повторила бы приговоръ, извѣстный изъ публичнаго чтенія. Допустить такую постановку дѣла — значило бы, со стороны поборниковъ медіумизма, добровольно отдать его въ руки противниковъ для уничтоженія, обрекая себя посмѣянію, относительно котораго, какъ уже показалъ примѣръ, стѣсняться бы не стали.
Мы, правда, знаемъ теперь, по частнымъ опытамъ произведеннымъ у А. Н. Аксакова, что одинъ изъ приборовъ коммисіи, манометрическій столъ, можетъ давать удовлетворительныя показанія, подтверждающія существованіе медіумическихъ движеній, когда этимъ послѣднимъ даютъ возможность развиться. За то другой приборъ коммисіи, состоящій изъ туго-натянутой на стеклянной банкѣ пергаментной перепонки, къ которой приспособленъ гальванометръ — приборъ, крайне чувствительный къ тонамъ, — оказался не чувствительнымъ къ стукамъ. Въ одномъ изъ частныхъ засѣданій у А. Н. Аксакова медіумическіе стуки раздавались не только въ стѣнкахъ банки прибора, но, судя по звуку, также и въ перепонкѣ, а гальванометръ не двигался. Онъ точно также, притомъ, не двигался и тогда, когда по перепонкѣ прибора производимы были искуственно и нарочно стуки, приблизительно подражавшіе медіумическимъ по интенсивности и характеру.
Во время моего присутствованія въ засѣданіяхъ коммисіи въ послѣднее время, я, лично, вообще получилъ то впечатлѣніе, что ея ближайшей задачей сдѣлалось не рѣшеніе вопроса о томъ, существуютъ медіумическія явленія или нѣтъ, а отъискиваніе, во что бы ни стало, того обмана, существованіе котораго было коммисіей заранѣе и рѣшительно предположено. Такая постановка вопроса идетъ въ разрѣзъ съ тѣмъ, что было высказано мной въ письмѣ, упомянутомъ въ началѣ настоящаго заявленія, и вотъ почему я считаю безполезнымъ какое либо дальнѣйшее мое участіе въ засѣданіяхъ коммисіи.
Въ заключеніе не могу не замѣтить, что коммисія могла бы продолжать свои засѣданія и безъ иностранныхъ медіумовъ; медіумы конечно найдутся и у насъ, и даже, быть можетъ, въ средѣ членовъ самой коммисіи. Притомъ, при своемъ учрежденіи, коммисія вѣроятно имѣла въ виду, между прочимъ, и такой способъ ознакомленія съ медіумическими явленіями, такъ какъ со стороны А. Н. Аксакова ей не было дано предварительнаго обѣщанія о содѣйствіи. Наблюденія со своими, хотя бы и слабыми, медіумами могутъ имѣть даже то преимущество, что коммисія освободится отъ своихъ предположеній объ обманѣ и шарлатанствѣ. Если бы коммисія оказалась, хотя и поздно, способной терпѣливо объективно и достаточно долго заняться предметомъ, то ей — я не сомнѣваюсь — пришлось бы въ концѣ концевъ подтвердить существованіе медіумическихъ явленій; если же коммисія — что, по видимому, вѣроятнѣе — закончитъ свои занятія нынѣшнимъ отрицательнымъ отношеніемъ къ дѣлу, то факты останутся фактами, хотя бы то и вопреки мнѣнію всякихъ коммисій, а люди лично убѣдившіеся въ существованіи этихъ фактовъ, останутся убѣжденными. Вмѣсто того, чтобы встать во главѣ и руководить публику, предостерегая ее отъ ложныхъ путей, на которые такъ часто попадаютъ и на которые такъ легко ступить здѣсь, коммисія лишь увеличитъ собой и безъ того не малое число примѣровъ, которые позволили Уаллэсу утверждать, что «во всѣ времена, когда люди науки, опираясь на апріорическія основанія, отвергали заявленные наблюдателями факты — они ошибались каждый разъ».
Общество, знакомясь съ фактами собственнымъ опытомъ, пойдетъ впередъ, оставивъ позади ученыхъ отрицателей, и имъ, волей-неволей, придется наконецъ двинуться также, но уже не встать впереди, а слѣдовать за другими.
Я желалъ бы искренно, чтобы этого не случилось и чтобы наука, въ лицѣ большинства своихъ представителей, заняла съ самаго начала подобающее ей мѣсто.