Расширеніе области дарвинизма и мысли Гартмана по этому поводу.
[править]Въ 1881 году въ Лейпцигѣ вышла брошюрка доктора Ру (Roux), подъ заглавіемъ «Борьба частей въ организмѣ». Докторъ Ру заявилъ себя нѣсколькими сочиненіями, какъ естествоиспытатель-философъ, обладающій яснымъ и глубокимъ взглядомъ и смѣлымъ, критическимъ умомъ. Притомъ онъ, какъ настоящій натуралистъ — ревностный адептъ эволюціонной теоріи и расширитель области ея приложенія. Упомянутая брошюрка вызвала сочувственные отзывы въ научно-популярной прессѣ всѣхъ европейскихъ странъ. Въ одномъ изъ послѣднихъ номеровъ газеты «Gegenwart» извѣстный философъ Гартманъ обращаетъ свое, нѣсколько запоздавшее, вниманіе на эту брошюрку, излагаетъ ея содержаніе и высказываетъ нѣкоторыя мысли по ея поводу. Мы не станемъ излагать содержанія брошюры Ру — скажемъ только, что она проводитъ принципъ борьбы за существованіе въ общую и частную физіологію, указывая на тотъ, донынѣ мало оцѣненный фактъ, что между клѣточками сложнаго организма происходятъ такая же борьба, такой же подборъ, гибель и совершенствованіе, какъ и между отдѣльными, свободно живущими организмами. Не безъинтересны мнѣнія, высказываемыя Гартманомъ въ упрекъ Ру и вообще натуралистамъ, хотя онъ вообще признаетъ многія достоинства разбираемой брошюры. Мнѣнія эти касаются не столько этого сочиненія, сколько вообще разногласій между естествоиспытелями и философами pur sang, или, вѣрнѣе, метафизиками quand même.
"Нельзя не пожалѣть, — говоритъ Гартманъ, — что наши современные естествоиспытатели, вдаваясь въ область натурфилософскихъ разсужденій, вносятъ сюда такъ мало философскаго пониманія. Всѣ наши великіе нѣмецкіе философы Кантъ, Шеллингъ, Шопенгауеръ, Гегель — всѣ они возстаютъ напримѣръ самымъ рѣшительнымъ образомъ противъ цѣлесообразности въ природѣ въ смыслѣ разумнаго предвидѣнія, какъ это ученіе существовало въ предъидущемъ столѣтіи; и, тѣмъ не менѣе они ровно по стольку защищаютъ телеологію въ высшемъ смыслѣ, по скольку они болѣе идеалисты, чѣмъ прежніе философы. Но наши естествоиспытатели и не подозрѣваютъ существованія такой безсознательной цѣлесообразности и воображаютъ, что они борятся съ философіей, полезимируя противъ младенческой ступени развитія философіи — ступени, которую перешагнулъ уже Кантъ. А между тѣмъ, какъ легко дойти до слѣдующихъ соображеній. Если человѣкъ, работающій машиною вмѣсто руки, дѣйствуетъ цѣлесообразнѣе; если, далѣе, телеологическое превосходство машинной работы надъ ручною по стольку больше, по скольку машина требуетъ менѣе помощи — то и при созерцаніи природы нельзя обойтись безъ признанія цѣлесообразности. Напротивъ, достиженіе извѣстныхъ результатовъ въ природѣ должно быть цѣнимо въ той мѣрѣ выше съ точки зрѣнія телеологіи, въ какой мѣрѣ естественныхъ силъ организма хватетъ для данной цѣли безъ всякой метафизической помощи, въ какой мѣрѣ организмъ механически поддерживаетъ себя и регулируетъ свой жизненный процессъ. Чѣмъ болѣе раскрываютъ натуралисты механическую связь саморегулированія, тѣмъ болѣе должно возрастать философское изумленіе предъ цѣлесообразностью въ природѣ — а не уменьшаться до нуля, какъ думаютъ естествоиспытатели.
"Впрочемъ, натуралистическое объясненіе механическаго осуществленія цѣлей природы никогда не будетъ доведено до конца, какъ это признаютъ и болѣе разумные изъ естествоиспытателей. Такъ напримѣръ Ру заключаетъ свою книгу слѣдующими словами. «Все таки основныя проблемы морфологіи остаются совершенно необъясненными; возникновеніе направленій въ процессахъ, которые сами по себѣ не имѣютъ направленія, возникновеніе формъ изъ безформеннаго, сложнаго изъ простаго безъ дифференцирующей внѣшней причины — всѣ эти ежедневныя явленія остаются для насъ необъятнымъ, непонятнымъ чудомъ». «Отсюда слѣдуетъ, — продолжаетъ Гартманъ, — что естествознаніе еще не имѣетъ и никогда не будетъ имѣть права ограждать философію отъ вмѣшательства метафизики, когда философія считаетъ это вмѣшательство возможнымъ; что естествознаніе можетъ лишь настолько вооружаться противъ метафизическихъ основаній, насколько можно думать, что эти основанія неумѣстны; но оно совершено некомпетентно въ принципіальномъ обсужденіи допущенія этихъ основаній. Оно имѣетъ только одну задачу: изучать механизмъ природы, т. е. разсматривать природу съ ея неметафизической стороны; но никогда естествознаніе не докажетъ, что природа не имѣетъ метафизической стороны, съ которой она также можетъ быть разсматриваема; никогда оно не докажетъ, что метафизическая сторона бытія нигдѣ не превосходитъ предѣловъ ея физической стороны».
Эти, нѣсколько высокомѣрные, упреки не въ первый разъ приходится выслушивать естествоиспытателямъ, хотя вѣрнѣе было бы отнести ихъ по адросу позитивистовъ вообще. Но Гартманъ, какъ замѣтилъ читатель, нигдѣ не употребляетъ слова «позитивистъ», замѣняя его выраженіемъ «естествоиспытатель»; равнымъ образомъ, онъ всегда ставитъ слова «философія» тамъ, гдѣ естествоиспытатель поставилъ бы слово «метафизика».
Разумѣется, позитивисты могутъ многое отвѣтить съ своей стороны на подобные упреки. Во первыхъ, они вооружаются противъ телеологіи не по незнанію исторіи философіи, какъ хочетъ представить дѣло Гартманъ, а вслѣдствіе отрицанія всякой апріорности, слѣдовательно, eo ipso, всякой цѣли и цѣлесообразности. Причинность, по ихъ мнѣнію, объясняетъ многое; если же чего она не объясняетъ, то тѣмъ менѣе такія вещи объясняются телеологіею. Что касается метафизическаго метода въ философіи, то естествознаніе вооружается противъ его примѣненія потому, что считаетъ безполезность его доказанною вѣковымъ опытомъ и находитъ этотъ методъ ложнымъ въ самомъ его основаніи. Доказывать существованіе метафизической стороны бытія — дѣло метафизики, а не естествознанія; до тѣхъ же поръ, пока не доказано существованіе этой стороны, всякій споръ о ея существованіи или мнимости будетъ безплоднымъ. Метафизика имѣетъ едва ли болѣе правъ не признавать позитивизмъ философіею, чѣмъ естествознаніе — игнорировать метафизику. По крайней мѣрѣ, такъ будетъ до тѣхъ поръ, пока вызовъ. Карля Фохта: «покажите мнѣ хоть одинъ законъ, который бы открыла философія (читай метафизика)», — пока этотъ вызовъ останется безъ отвѣта.
"Изящная литература", № 12, 1883