Присяжный поверенный, один из тех, которые при старом режиме спокойно рискуя личной свободой, не думая о карьере, мужественно выступали защитниками в политических процессах и нанесли самодержавию немало ударов, — человек, прекрасно знающий глубину бесправия и цинизма монархии, говорил мне на днях:
— Так же, как при Николае Романове, я выступаю защитником в наскоро сделанном политическом процессе: так же, как тогда ко мне приходят плакать и жаловаться матери, жены, сестры заключённых; как прежде — аресты совершаются «по щучьему веленью», арестованных держат в отвратительных условиях, чиновники «нового строя» относятся к подследственному так же бюрократически бессердечно, как относились прежде. Мне кажется, что в моей области нет изменений к лучшему.
А я думаю, что в этой области следует ожидать всех возможных изменений к худшему. При монархии покорные слуги Романова иногда не отказывали себе в удовольствии полиберальничать, покритиковать режим, поныть на тему о гуманизме и вообще немножко порисоваться благодушием, показать невольному собеседнику, что и в сердце заядлого чиновника не все добрые начала истреблены усердной работой по охране гнилья и мусора.
Наиболее умные, вероятно, понимали, что «политик» человек, в сущности и для них не вредный, — работая над освобождением России, он работал и над освобождением чиновника от хамоватой «верховной власти».
Теперь самодержавия нет и можно показать всю «красоту души», освобождённой из плена строгих циркуляров.
Теперь чиновник старого режима, кадет или октябрист, встаёт пред арестованным демократом как его органический враг, либеральная маниловщина — никому не нужна и не уместна.
С точки зрения интересов партий и политической борьбы всё это вполне естественно, а «по-человечеству» — гнусно и будет ещё гнусней по мере неизбежного обострения отношений между демократией и врагами её.
В одной из грязненьких, уличных газет некто напечатал свои впечатления от поездки в Царское Село. В малограмотной статейке, предназначенной на потеху улицы и рассказывающей о том, как Николай Романов пилит дрова, как его дочери работают в огороде, — есть такое место:
Матрос подвозит в качалке Александру Фёдоровну. Она похудевшая, осунувшаяся, во всём чёрном. Медленно с помощью дочерей выходит из качалки и идёт, сильно прихрамывая на левую ногу…
— Вишь, заболела — замечает кто-то из толпы: — Обезножила…
— Гришку бы ей сюда, — хихикает кто-то в толпе: — Живо бы поздоровела.
Звучит оглушительный хохот.
Хохотать над больным и несчастным человеком — кто б он ни был — занятие хамское и подленькое. Хохочут русские люди, те самые, которые пять месяцев тому назад относились к Романовым со страхом и трепетом, хотя и понимали — смутно — их роль в России.
Но — дело не в том, что весёлые люди хохочут над несчастьем женщины, а в том, что статейка подписана еврейским именем Иос. Хейсин.
Я считаю нужным напомнить г. Хейсину несколько строк из статьи профессора Бодуэна де Куртенэ в сборнике «Щит»:
«Утащили в вагоне чемодан. Вор оказался поляком. Но не сказали, что украл «поляк», а только, что украл «вор».
Другой раз похитителем оказался русский. И на этот раз обличили в краже не русского, а просто — «вора».
Но если б чемодан оказался в руках еврея, — было бы сказано, что «украл еврей», а не просто «вор».
Полагаю, что мораль должна быть понятна Хейсину и подобным ему «бытописателям», — напр. Давиду Айзману и т. д. — ведь по поводу их сочинений тоже могут сказать, что это пишут не просто до оглупения обозлённые люди, а — «евреи».
Едва ли найдется человек, настолько бестолковый, чтоб по поводу сказанного заподозрить меня в антисемитизме.
Я считаю нужным, — по условиям времени, — указать, что нигде не требуется столько такта и морального чутья, как в отношении русского к еврею и еврея к явлениям русской жизни.
Отнюдь не значит, что на Руси есть факты, которых не должен критически касаться татарин или еврей, но — обязательно помнить, что даже невольная ошибка, — не говоря уже о сознательной гадости, хотя бы она была сделана из искреннего желания угодить инстинктам улицы, — может быть истолкована во вред не только одному злому или глупому еврею, но — всему еврейству.
Не надо забывать этого, если живёшь среди людей, которые могут хохотать над больным и несчастным человеком.
