По поводу сеанса, даннаго извѣстнымъ спиритомъ и медіумомъ, г. Юмомъ, въ здѣшнемъ университетѣ, въ присутствіи нѣсколькихъ ученыхъ и профессоровъ мы получили для напечатанія въ нашей газетѣ отъ свидѣтеля со стороны г. Юма на этомъ сеансѣ, г. А. Аксакова, слѣдующіе документы объ этомъ сеансѣ, которые, вѣроятно, будутъ прочтены читателями не безъ любопытства. Документы эти были присланы при слѣдующемъ письмѣ г. Аксакова къ редактору «Голоса»:
«Милостивый Государь, г. редакторъ.
Обращаюсь къ вамъ съ покорнѣйшею просьбою, въ надеждѣ, что вы, ограждая честь и свободу печатнаго слова, не откажетесь исполнить ее.
Въ № 100-мъ „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ напечатанъ подлинный протоколъ сеанса, даннаго Юмомъ въ университетѣ; но изъ протокола этого выкинуты показанія мое и барона Мейндорфа — свидѣтелей со стороны г. Юма на этомъ сеансѣ. Хотя въ выноскѣ къ этой статьѣ напечатано: „Ниже изъ протокола и примѣчаній въ нему окажется, почему эти свидѣтели были необходимы“, но, тѣмъ не менѣе, примѣчанія эти остались ненапечатанными.
Полагаю, что всякій документъ долженъ быть напечатанъ безъ урѣзокъ подписей, и что для того свидѣтели призываются къ дѣлу, чтобъ голосъ ихъ могъ быть выслушанъ.
Въ полной увѣренности, что вы раздѣляете это мнѣніе, я имѣю честь покорнѣйше просить васъ напечатать въ газетѣ вашей прилагаемые при семъ документы въ томъ видѣ, въ которомъ они были представлены мною въ редакцію „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“, т. е. вмѣстѣ съ показаніями свидѣтелей г. Юма. Audiatur et altera pars!
Примите и проч.
Александръ Аксаковъ.
14-го апрѣля, 1871 г.»
«24-го февраля, 1871 года, г. Юмъ, на частномъ чтеніи о спиритуализмѣ, между прочимъ, предложилъ отдать себя въ распоряженіе ученой коммисіи, для изслѣдованія происходящихъ въ его присутствіи явленій. Вслѣдствіе чего, по иниціативѣ г. профессора с.-петербургскаго университета А. М. Бутлерова, составившаяся для этой цѣли коммиссія собралась для предварительнаго совѣщанія у директора медицинскаго департамента, Е. В. Пеликана, въ одной изъ комнатъ этого департамента. На этомъ совѣщаніи присутствовали: докторъ медицины Пеликанъ, гг. члены академіи наукъ, профессора с.-петербургскаго университета: Бутлеровъ — химіи, Овсянниковъ — физіологіи, гг. профессора университета: Петрушевскій — физики, и Ціонъ — физіологіи, и, со стороны г. Юма, А. Н. Аксаковъ, представившій отъ его имени на обсужденіе коммисіи письменное заявленіе о тѣхъ условіяхъ, которыя онъ ставилъ отъ себя для сего изслѣдованія. Условія эти почти безъ всякихъ измѣненій были приняты всѣми членами коммисіи, за исключеніемъ г. Петрушевскаго, который отказался принять ихъ, говоря, что г. Юмъ долженъ отдаться коммисіи въ безусловное распоряженіе, что явленія эти должны быть произведены при тѣхъ условіяхъ, которыя, будутъ поставлены не имъ, а ею самою, и что присутствіе свидѣтелей со стороны г. Юма онъ также находить неумѣстнымъ[1]). Вслѣдствіе его отказа, мѣсто его было, по особенному желанію, занято г. членомъ академіи наукъ, профессоромъ математики с.-петербургскаго университета, Чебышевымъ.»
Заявленіе, поданное отъ имени г. Юма въ ученую коммисію для изслѣдованія происходящихъ при немъ явленій.
Г. Юмъ утверждаетъ словомъ чести, что странныя явленія, совершающіяся въ его присутствіи, происходятъ безъ всякаго сознательнаго и видимаго съ его стороны содѣйствія, что онъ служитъ только пассивнымъ орудіемъ для проявленія невѣдомыхъ до сихъ поръ силъ. Онъ съ полною готовностью отдаетъ себя въ распоряженіе ученаго комитета для изслѣдованія этихъ явленій, ставя съ своей стороны слѣдующія условія:
1) Чтобъ комитетъ обязался присутствовать по меньшей мѣрѣ, на трехъ сеансахъ, ибо, какъ слѣдуетъ изъ сказаннаго выше, онъ, Юмъ, никакъ не можетъ ручаться, въ данный моментъ, за успѣхъ и родъ проявленій, его волѣ неподчиняющихся и зависящихъ преимущественно, какъ дознано имъ по опыту, отъ психическихъ условій.
2) Чтобъ послѣ каждаго сеанса былъ составленъ, за подписью всѣхъ участвующихъ, протоколъ (какъ) о происшедшихъ явленіяхъ (такъ и о виновности въ нихъ Юма — фокусомъ, обманомъ или инымъ видимымъ средствомъ[2]).
3) Чтобъ всѣхъ участвующихъ было не болѣе восьми человѣкъ со включеніемъ Юма и чтобъ въ числѣ ихъ было два свидѣтеля съ его стороны, которыми, въ настоящемъ случаѣ, онъ проситъ быть барона Николая Егоровича Мейендорфа и Александра Николаевича Аксакова.
4) Чтобъ болѣзнь Юма была признана уважительною причиною для отложенія засѣданія до другаго раза.
и 5) Что касается до внѣшнихъ условій сихъ сеансовъ, то они состоять единственно въ томъ, чтобъ всѣ присутствующіе сидѣли спокойно за столомъ, и, для взаимнаго контроля, держали руки свои на столѣ, что, разумѣется, не исключаетъ всѣхъ движеній, необходимыхъ для наблюденія. Чтобъ двери комнаты, избранной для сеанса, были заперты; чтобъ участвующіе не были отвлечены помѣхами извнѣ: вызовомъ изъ комнаты, шумомъ въ сосѣдствѣ, и т. д.; чтобъ въ комнатѣ былъ свѣжій, чистый воздухъ, т. е. около 14° тепла по Р., безъ всякаго курева или сильныхъ ароматовъ[3]).
Помянутые два свидѣтеля, внося это предложеніе г. Юма и условія его на благоусмотрѣніе имѣющаго составиться по этому поводу ученаго комитета, считаютъ, при этомъ, долгомъ совѣсти своей засвидѣтельствовать, какъ честность и искренность заявленій г. Юма, такъ и подлинность фактовъ, на которые онъ проситъ обратить вниманіе. Подлинное подписали: баронъ Николай Е. Мейендорфъ. Александръ Аксаковъ. 1-го марта 1871 года. С.- Петербургъ.
Протоколъ перваго засѣданія ученой коммисіи для изслѣдованія явленій, производимыхъ г. Юмомъ.
Присутствовали: директоръ медицинскаго департамента Е. В. Пеликанъ, члены Академіи Наукъ: П. Л. Чебышевъ, Ф. В. Овсянниковъ и А. М. Бутлеровъ, профессоръ с.-петербургскаго университета И. Ф. Ціонъ, г. Юмъ н его свидѣтели: г. Аксаковъ и баронъ Мейендорфъ.
Засѣданіе открылось 10-го марта 1871 года, въ 9½ ч. вечера, въ одной изъ комнатъ физическаго кабинета с.-петербургскаго университета; температура комнаты была отъ 14-15° R. Посреди комнаты находился столъ, покрытый зеленымъ сукномъ. На вопросъ г. Ціона: имѣетъ ли устройство стола какое нибудь вліяніе на успѣхъ явленій, происходящихъ при Юмѣ, г. Юмъ отвѣчалъ, что для него совершенно индиферентно, изъ чего сдѣланъ столъ, у котораго они происходятъ. Тогда всѣ присутствующіе усѣлись за столъ, съ котораго снята была суконная скатерть. Столъ быль изъ зеркальнаго стекла, стоялъ на четырехъ ножкахъ и имѣлъ болѣе 2½ аршинъ длины и около 1½ арш. ширины; подъ столомъ была постлана бѣлая простыня; вслѣдствіе этого, свѣтъ, падавшій отъ двухъ свѣчей, поставленныхъ на стекляномъ столѣ, ярко освѣщалъ все пространство подъ столомъ, такъ что ноги всѣхъ присутствующихъ были всѣмъ видны. Расположеніе присутствующихъ вокругъ стола было слѣдующее: г. Юмъ сидѣлъ съ одной стороны стола между гг. Чебышевымъ и Ціономъ, имѣлъ своимъ vis-a-vis г. Овсянникова, направо отъ этого послѣдняго сидѣлъ г. Пеликанъ, на лѣво г. Бутлеровъ, гг. Аксаковъ и Мейендорфъ на двухъ противоположныхъ концахъ стола. По желанію г. Юма, присутствующіе положили свои руки на столъ. Всѣ присутствующіе во все время сеанса исполняли всѣ замѣчанія г. Юма насчетъ положенія рукъ, отвлеченія вниманія отъ предмета засѣданія посредствомъ постороннихъ разговоровъ, и т. д.
Черезъ 15-20 минутъ послѣ начала сеанса, г. Юмъ обратилъ вниманіе присутствующихъ на замѣтное трясеніе стола, отразившееся также па пламени свѣчей, стоявшихъ на немъ. Г. Ціонъ объяснилъ это трясеніе дрожаніемъ рукъ, лежащихъ на столѣ; онъ самъ чувствовалъ въ мышцахъ большаго и малаго пальцевъ, придавленныхъ къ столу, слабыя сокращенія; г. Юмъ не согласился съ этимъ объясненіемъ, а напротивъ, принялъ это трясеніе стола за предвѣстникъ имѣющихъ обнаружиться феноменовъ. Трясеніе стола вскорѣ (по замѣчанію г. Юма)[4]) прекратилось. Немного спустя, г. Юмъ обратилъ вниманіе на учащеніе своего пульса. По опредѣленію г. Пеликана, пульсъ г. Юма бился (до)[5]) 100 разъ въ минуту. Въ то же время, однако, оказалось, что у нѣкоторыхъ изъ присутствующихъ, по понятной причинѣ (въ комнатѣ температура возвысилась)[6]), тоже участился пульсъ: по опредѣленію г. Пеликана пульсъ у г. Ціона дошолъ также до 100 ударовъ, у г. Овсянникова до 95-ти ударовъ. Г. Юмъ, чрезъ 30-40 минутъ, объявилъ, что онъ чувствуетъ въ воздухѣ какой-то courant d’air, имѣющій, по его мнѣнію, такое же значеніе, какъ трясеніе стола; приписавъ этотъ courant d’air открытой трубѣ, г. Ціонъ ее закрылъ. При выслушиваніи стола, г. Юмъ увѣрялъ, что онъ слышитъ слабые стуки въ столѣ; другіе присутствующіе этихъ стуковъ не слыхали. Черезъ часъ послѣ начала сеанса, никакія явленія ни въ столѣ, ни въ комнатѣ не обнаруживались. Г. Юмъ посовѣтовалъ попробовать измѣненіе вѣса стола, подъ вліяніемъ воли присутствующихъ. Г. Ціонъ взвѣшивалъ столъ посредствомъ динамометра, взятаго изъ физическаго кабинета; способъ измѣренія допускалъ большую точность. Вѣсъ стола, вмѣстѣ съ находившимися на немъ руками, равнялся около 75 фунтовъ; этотъ вѣсъ не увеличивался, несмотря на желаніе г. Юма и присутствующихъ. Также безуспѣшно было подобное измѣреніе, произведенное г. Бутлеровымъ. Присутствующіе просидѣли вокругъ стола еще до 11 ч. 20 м вечера; но ни одно изъ тѣхъ явленій, которыя, какъ говорятъ, обыкновенно сопровождаютъ подобные сеансы, не обнаружилось; вслѣдствіе этого, присутствующіе разошлись, постановивъ, что слѣдующее засѣданіе будетъ 11-го марта, въ 8 час. вечера.
Всѣ приготовленія къ сеансу взялъ на себя, по просьбѣ коммисіи, г. Ціонъ. Выборъ мѣста сеанса, приготовленіе стола, измѣрительныхъ приборовъ и т. д., сдѣланы были имъ, такъ что ни г. Юмъ, ни его свидѣтели ничего не знали о ближайшихъ условіяхъ сеанса. Всѣ комнаты, окружающія ту, въ которой происходило засѣданіе, были съ утра 10-го числа заперты и запечатаны г. Ціономъ, у котораго и хранились ключи. Докторъ Е. Пеликанъ, профессоръ Ф. Овсянниковъ, профессоръ П. Чебышевъ; профессоръ И. Ціонъ.
Въ дополненіе изложеннаго, считаю справедливымъ присовокупить, что г. Юмъ, какъ это извѣстно большинству членовъ ученой коммисіи, находился въ болѣзненномъ состояніи за нѣсколько дней до засѣданія и во время самого засѣданія. Профессоръ А. Бутлеровъ.
«Въ качествѣ свидѣтеля со стороны г. Юма, считаю себя обязаннымъ дополнить протоколъ этого сеанса нѣкоторыми, относящимися до него, подробностями, умолчаніе о которыхъ, не нарушая истины, даетъ, однакожъ, о немъ не полное понятіе. На предварительномъ совѣщаніи настоящей коммисіи, происходившемъ 6-го марта, въ одной изъ комнатъ медицинскаго департамента, я имѣлъ честь просить коммисію какъ можно поспѣшить назначеніемъ дней для сеансовъ, такъ какъ г. Юмъ крайне торопился отъѣздомъ своимъ, и здоровье его съ наступленіемъ оттепелей стало ухудшаться, но не настолько еще, чтобъ онъ считалъ себя вправѣ уклониться отъ предположенныхъ сеансовъ. Вслѣдствіе чего день для перваго сеанса и былъ назначенъ на 7-е число марта. Когда, утромъ этого дня, я зашелъ извѣстить объ этомъ г. Юма, онъ объявилъ мнѣ, что лихорадочное состояніе его и. слабость настолько усилились, что онъ не можетъ прибыть въ этотъ день на сеансъ и очень проситъ, чтобъ кто нибудь изъ гг. членовъ коммисіи взялъ на себя трудъ заѣхать къ нему въ этотъ день, чтобъ удостовѣриться въ его болѣзненномъ состояніи; согласно сему, въ тотъ же день, вечеромъ, его навѣстили на квартирѣ барона Е. Ф. Мейендорфа (Большая Конюшенная улица, домъ № 2-й), гг. члены коммисіи: Чебышевъ, Бутлеровъ и Овсянниковъ, изъ коихъ послѣдній, какъ врачъ, могъ убѣдиться что г. Юмъ былъ, дѣйствительно, нездоровъ. Оправившись нѣсколько, онъ просилъ меня передать коммисіи о желаніи своемъ, чтобъ сеансъ состоялся 10-го числа. Прибывши на этотъ сеансъ, онъ былъ тотчасъ же спрошенъ г. Пеликаномъ, какъ онъ себя чувствуетъ. Г. Юмъ отвѣчалъ, что лихорадочное состояніе, хотя и слабое, не покидаетъ его; и г. Пеликанъ, ощупавъ пульсъ его, еще до начала сеанса, нашелъ его скорымъ; на эту замѣтку я лично уполномоченъ отъ г. Пеликана. Обращаясь за симъ къ протоколу сего сеанса, составленному г. профессоромъ Ціономъ, я долженъ замѣтить, что хотя г. Юмъ и отвѣтилъ, что ему все равно, изъ какого матеріала сдѣланъ столъ, но, на мой вопросъ: случалось ли ему когда сидѣть для сеанса за стеклянымъ столомъ, онъ отвѣтилъ: „никогда“, и затѣмъ, во время сеанса, замѣтилъ, что, во всякомъ случаѣ, это опытъ новыя, такъ какъ до сего времени, онъ еще никѣмъ, никогда не былъ произведенъ. Замѣчаніе это было энергически поддержано г. Чебышевымъ, заявившимъ, что опытъ этотъ долженъ быть произведенъ при тѣхъ именно условіяхъ, при которыхъ ожидаемыя явленія обыкновенно происходятъ, такъ что рѣчь зашла даже о томъ, чтобъ тотчасъ же пересѣсть къ обыкновенному столу, но оставили это до другаго раза. Что касается „замѣтнаго трясенія стола, отразившагося также на пламени свѣчей“, то, на объясненіе г. Ціона, что трясеніе это происходитъ отъ дрожанія лежащихъ на столѣ рукъ, г. Юмъ замѣтилъ: „почему же одна свѣча дрожитъ, а другая нѣтъ?“ и, дѣйствительно, никѣмъ не было замѣчено, чтобъ другая свѣча дрожала. Такъ какъ въ протоколѣ находится не только простое описаніе этого факта, но и объясненіе его, принадлежащее лично г. Ціону, то и я позволю себѣ замѣтить, что хотя, по объясненію г. Ціона, трясеніе стола происходило отъ дрожанія рукъ, но точно также можно предположить, что, наоборотъ, дрожаніе рукъ происходило отъ трясенія стола; по крайней мѣрѣ, ни одинъ изъ присутствующихъ, кромѣ г. Ціона не заявилъ, чтобъ онъ чувствовалъ дрожаніе въ рукахъ или сокращеніе въ пальцахъ; если же г. Ціонъ испыталъ подобныя сокращенія, то это можетъ объясниться тѣмъ, что, по его же словамъ, пальцы его были придавлены имъ къ столу, чего другіе, повидимому, не дѣлали, держа руки на столѣ совершенно свободно, мѣняя ихъ положеніе по произволу; за симъ объясненіе г. Ціона сводится къ тому, едва ли правдоподобному предположенію, что слабыя сокращенія въ мышцахъ его двухъ пальцевъ производили замѣтное трясеніе стола, вѣсившаго около четырехъ пудовъ и установленнаго, какъ надо полагать, на столько прочно, чтобъ онъ могъ воспротивиться всякимъ подобнымъ колыханіямъ со стороны г. Юма или свидѣтелей его. Переходя къ обстоятельству объ измѣреніи пульса г. Юма, я долженъ замѣтить, что тутъ редакція протокола невѣрна: г. Юмъ обратилъ вниманіе на пульсъ свой не для того, чтобъ доказать его учащеніе, а для того, чтобъ доказать свое лихорадочное состояніе; г. Пеликанъ, какъ я сказалъ выше, еще до сеанса, засвидѣтельствовалъ скорость пульса г. Юма, а теперь, измѣривъ его, опредѣлилъ ее въ 100 ударовъ; на что г. Ціонъ замѣтилъ, что это еще не есть доказательство болѣзни, ибо у него самого пульсъ бьется всегда 120 (сто двадцать) ударовъ, и протянулъ свою руку г. Пеликану, который опредѣлилъ его так же въ сто ударовъ и назвалъ „ненормальнымъ“, причемъ г. Юмъ замѣтилъ: „какое быстрое пониженіе!“ Изъ этого оказывается, что г. Ціонъ, во время сеанса, скорость пульса г. Юма объяснялъ не учащеніемъ, а нормальною скоростью нѣкоторыхъ пульсовъ, иначе его возраженіе не имѣло бы силы; что, затѣмъ, слова протокола: „у нѣкоторыхъ изъ присутствующихъ тоже участился пульсъ“ лишены основанія, ибо ни у кого изъ присутствующихъ пульсъ, до начала сеанса, не былъ измѣренъ; и, наконецъ, что касается лично г. Ціона, то пульсъ его не „дошолъ“, какъ онъ говоритъ, а упалъ до 100 ударовъ. Это послѣднее обстоятельство дѣлаетъ неумѣстнымъ и то объясненіе, что учащеніе пульса присутствующихъ произошло отъ возвышенія температуры въ комнатѣ; ибо трудно допустить, чтобъ та же самая причина произвела у иныхъ возвышеніе пульса, а у другихъ пониженіе его. Если же допустить, что „температура въ комнатѣ возвысилась“ на столько, что оказала замѣтное дѣйствіе на пульсъ гг. присутствующихъ, то надо предположить, что она возвысилась не на одинъ градусъ надъ 15°, при которыхъ, по словамъ протокола, былъ начатъ сеансъ, и, въ такомъ случаѣ, такое значительное повышеніе температуры было, такъ же, какъ и стекляный столъ, отступленіемъ отъ заявленныхъ для сеанса условій, по коимъ подразумѣвался столъ обыкновенный и требовалась въ комнатѣ температура около 14° R. Вообще, должно замѣтить, что, по личному отзыву т. Юма, дрожаніе стола и свѣчки, вѣяніе надъ руками (что въ протоколѣ названо courant d’air въ воздухѣ) и стуки въ столѣ были столь слабы и ничтожны, что не стоило и говорить о нихъ, изъ чего можно было понять, что, съ своей стороны, онъ даже не считалъ ихъ заслуживающими помѣщенія въ протоколѣ. Въ заключеніе, я обязанъ присовокупить, что въ заголовкѣ: „Протоколъ перваго засѣданія ученой коммисіи для изслѣдованія явленій, производимыхъ г. Юмомъ“, слова „производимыхъ г. Юмомъ“ должны быть замѣнены словами „происходящихъ, какъ говорятъ, въ присутствіи г. Юма“, ибо утверждать, что явленія эти производятся г. Юмомъ, было бы предрѣшеніемъ вопроса.
Александръ Аксаковъ.»
«Подтверждаю замѣчанія и соглашаюсь съ мнѣніями г. Аксакова.
Баронъ Ѳедоръ Е. Мейендорфъ.»
Примечания[править]
- ↑ Ниже, изъ протокола и примѣчаній къ нему, окажется, почему эти свидѣтели были необходимы.
- ↑ Слова въ скобкахъ были вычеркнуты коммисіею.
- ↑ Къ этому пункту, по предложенію г. Пеликана, было прибавлено, чтобъ одинъ изъ членовъ коммисіи имелъ право отнимать руки свои отъ стола и отодвигаться отъ него для удобства наблюденій.
- ↑ Слова въ скобкахъ вставлены въ подлинникъ карандашомъ.
- ↑ Слова въ скобкахъ вставлены въ подлинникъ карандашомъ.
- ↑ Слова въ скобкахъ вставлены въ подлинникъ карандашомъ.