Тамъ, въ прошедшемъ — блескъ разсвѣта,
Полдня знойнаго лучи;
Наcтоящее согрѣто
Блѣднымъ пламенемъ свѣчи,
Позади остались гдѣ-то
Къ прежнимъ радостямъ ключи;
Лишь мечты о царствѣ свѣта —
Все, какъ прежде, горячи.
Кругозоръ свѣтлѣй и шире,
Проникаетъ глубже взглядъ,
Но рѣдѣетъ въ этомъ мірѣ
Дорогихъ и близкихъ рядъ.
Въ звукахъ рѣзкихъ и докучныхъ,
Раздающихся вокругъ,
Слышу меньше струнъ созвучныхъ,
Отвѣчаетъ рѣже другъ.
Рано листья облетѣли,
И въ безмолвіи ночномъ
Заунывный стонъ мятели
Раздается за окномъ.
И пока не глянутъ въ очи
Утра новаго лучи —
Ты гори во мракѣ ночи,
Огонекъ моей свѣчи!
О. Чюмина.
СНЫ.[править]
Мнѣ снится иногда, какъ будто я иду
Среди безмолвія равнинъ однообразныхъ,
И путь мнѣ кажется одной изъ безобразныхъ
Тяжелыхъ грёзъ, томящихъ насъ въ бреду.
Все также тучъ нависшихъ вереница,
Все та же сѣрая, безрадостная мгла,
И даже мысль живая замерла,
Какъ на лету подстрѣленная птица…
А прежде снились мнѣ: заоблачная высь
И горы чудныя съ ихъ дѣвственной вершиной,
И мысли къ небесамъ сіяющимъ неслись
Свободной стаею орлиной.
Мнѣ снилися огни тропическихъ свѣтилъ,
И ночи темныя и волны океана,
Вспѣненныя во тьмѣ порывомъ урагана:
Борьба могучая несокрушимыхъ силъ.
Теперь подобныхъ сновъ ужъ я не вижу болѣ,
Равниной плоскою печально я бреду;
Какъ узникъ, много лѣтъ томящійся въ неволѣ —
И я конца пути — освобожденья жду.
О. Чюмина.
О. Н. ЧЮМИНА.[править]
УМЕРШАЯ ЛЮБОВЬ.[править]
Прошедшее съ его очарованьемъ
Я пережить безумно жаждалъ вновь,
И я прибѣгъ къ чудеснымъ заклинаньямъ,
Чтобъ воскресить погибшую любовь.
Тоской по ней душа моя томилась;
Когда во тьмѣ зажглись огни свѣтилъ —
Я смѣло кругъ волшебный начертилъ,
Я звалъ ее, и мнѣ она явилась.
Въ сіяньѣ звѣздъ, таинственно свѣтла,
Она опять стояла предо мною,
Осыпался вѣнокъ ея чела,
И ликъ дышалъ печалью неземною.
Восторга лучъ померкъ въ ея очахъ,
Усталый взоръ былъ скорбью отуманенъ,
И обликъ весь, въ мерцающихъ лучахъ,
Казался чуждъ, загадоченъ и страненъ.
И молвилъ я: — "Я тотъ же, что и былъ,
Былое все попрежнему — со мною;
Но гдѣ же твой восторга юный пылъ,
Зачѣмъ сюда явилась ты иною?
«Гдѣ страстныя и горькія слова?
Улыбокъ, слезъ и ласкъ очарованье?
Въ груди твоей не пламень божества,
Но смерти злой я чувствую дыханье».
И молвила она: — "Сюда пришла,
Покорная лишь заклинаній чарамъ.
Я умерла, поэтъ, я умерла,
Убита я, но не однимъ ударомъ:
"Отъ мелочныхъ обидъ изнемогла,
Отъ тягостныхъ вседневныхъ униженій,
И мой вѣнокъ осыпался съ чела,
И замерли слова моихъ моленій.
"Не пощаженъ былъ пламенный порывъ
Ироніи стрѣлою ледяною;
Дары мои безплодно расточивъ,
Отраву я купила ихъ цѣною.
"И нѣжности, и ласкъ моихъ взамѣнъ,
Встрѣчала я, отъ ужаса блѣднѣя,
Презрѣніе, постыдный рядъ измѣнъ, —
И съ прихотью цѣнилась наравнѣ я.
"Я умерла, возврата къ жизни — нѣтъ,
И въ плоть, и кровь облечь меня безсильный,
Зачѣмъ, покой смущая замогильный,
Опять ко мнѣ взываешь ты, поэтъ?
«Покорная лишь чарамъ заклинаній,
Я призракомъ предстала здѣсь въ тиши:
Не воскресить былыхъ очарованій,
Какъ не вдохнуть въ умершую души!»