Большой дворцовый залъ былъ биткомъ набитъ народомъ; люди жались другъ къ другу, точно сельди въ боченкѣ. Совѣтъ засѣдалъ въ креслахъ съ мягкими подушками подъ головами, а старикъ-король разодѣлся въ новое платье; корона и скипетръ его были вычищены на славу; зато принцесса была блѣдна и одѣта въ трауръ, точно собралась на похороны.
— О чемъ я загадала?—спросила она Ивана.
Тотъ сейчасъ же развязалъ платокъ и самъ испугался при видѣ гадкой головы тролля. Всѣ вздрогнули отъ ужаса, а принцесса сидѣла, какъ окаменѣлая, не говоря ни слова. Наконецъ, она встала, подала Ивану руку—онъ, вѣдь, угадалъ—и, не глядя ни на кого, сказала съ глубокимъ вздохомъ:
— Теперь, ты мой господинъ! Вечеромъ сыграемъ свадьбу!
— Вотъ это я люблю!—сказалъ старикъ-король.—Вотъ это дѣло!
Народъ закричалъ „ура“, дворцовая стража заиграла маршъ, колокола зазвонили, и торговки сластями сняли съ сахарныхъ поросятъ траурный крепъ,—теперь повсюду была радость! На площади были выставлены три жареныхъ быка съ начинкой изъ утокъ и куръ,—всѣ могли подходить и отрѣзать себѣ по куску; въ фонтанахъ било чудеснѣйшее вино, а въ булочныхъ каждому, кто покупалъ кренделей на два гроша, давали въ прибавку шесть большихъ пышекъ съ изюмомъ!
Вечеромъ весь городъ былъ иллюминованъ, солдаты палили изъ пушекъ, мальчишки изъ хлопушекъ, а во дворцѣ ѣли, пили, чокались бокалами и плясали. Знатные кавалеры и красивыя дѣвицы танцевали другъ съ другомъ и пѣли такъ громко, что на улицѣ было слышно:
„Много тутъ дѣвицъ прекрасныхъ,
Любо имъ плясать и пѣть!
Такъ играйте-жъ плясовую,
Полно дѣвицамъ сидѣть!
Эй, дѣвица, веселѣй,
Башмачковъ не пожалѣй!“
Но принцесса все еще оставалась вѣдьмой и совсѣмъ не любила Ивана; дорожный товарищъ его не забылъ объ этомъ, далъ ему три лебединыхъ пера и пузырекъ съ какими-то каплями и велѣлъ поставить передъ кроватью принцессы чанъ съ водой; потомъ Иванъ долженъ былъ вылить туда эти капли
Большой дворцовый зал был битком набит народом; люди жались друг к другу, точно сельди в бочонке. Совет заседал в креслах с мягкими подушками под головами, а старик-король разоделся в новое платье; корона и скипетр его были вычищены на славу; зато принцесса была бледна и одета в траур, точно собралась на похороны.
— О чём я загадала? — спросила она Ивана.
Тот сейчас же развязал платок и сам испугался при виде гадкой головы тролля. Все вздрогнули от ужаса, а принцесса сидела, как окаменелая, не говоря ни слова. Наконец, она встала, подала Ивану руку — он, ведь, угадал — и, не глядя ни на кого, сказала с глубоким вздохом:
— Теперь, ты мой господин! Вечером сыграем свадьбу!
— Вот это я люблю! — сказал старик-король. — Вот это дело!
Народ закричал «ура», дворцовая стража заиграла марш, колокола зазвонили, и торговки сластями сняли с сахарных поросят траурный креп, — теперь повсюду была радость! На площади были выставлены три жареных быка с начинкой из уток и кур, — все могли подходить и отрезать себе по куску; в фонтанах било чудеснейшее вино, а в булочных каждому, кто покупал кренделей на два гроша, давали в прибавку шесть больших пышек с изюмом!
Вечером весь город был иллюминован, солдаты палили из пушек, мальчишки из хлопушек, а во дворце ели, пили, чокались бокалами и плясали. Знатные кавалеры и красивые девицы танцевали друг с другом и пели так громко, что на улице было слышно:
«Много тут девиц прекрасных,
Любо им плясать и петь!
Так играйте ж плясовую,
Полно девицам сидеть!
Эй, девица, веселей,
Башмачков не пожалей!»
Но принцесса всё ещё оставалась ведьмой и совсем не любила Ивана; дорожный товарищ его не забыл об этом, дал ему три лебединых пера и пузырёк с какими-то каплями и велел поставить перед кроватью принцессы чан с водой; потом Иван должен был вылить туда эти капли
