И она чертила руны, разрушающія чары и исцѣляющія недуги, и перебрасывала ихъ черезъ голову несчастной, но толку не было.
— Кто бы повѣрилъ, что она умѣщалась когда-то въ чашечкѣ кувшинки!—сказалъ аистъ.—Теперь она совсѣмъ взрослая и лицомъ—вылитая мать, египетская принцесса. А ту мы такъ и не видали больше! Не удалось ей, видно, выпутаться изъ бѣды, какъ вы съ мудрецомъ предсказывали. Я, изъ года въ годъ, то и дѣло летаю надъ болотомъ вдоль и поперекъ, но она до сихъ поръ не подала ни малѣйшаго признака жизни! Да ужъ повѣрь мнѣ! Я-то знаю, о чемъ говорю! Всѣ эти годы я, вѣдь, прилеталъ сюда раньше тебя, чтобы починить наше гнѣздо, поправить кое-что, и цѣлыя ночи напролетъ—словно я филинъ или летучая мышь—леталъ надъ болотомъ, да все безъ толку! И два лебединыхъ оперенія, что мы съ такимъ трудомъ въ три перелета перетащили сюда, не пригодились! Вотъ ужъ сколько лѣтъ они лежатъ безъ пользы въ нашемъ гнѣздѣ. Случись пожаръ, загорись этотъ бревенчатый домъ—отъ нихъ не останется и слѣда!
— И отъ гнѣзда нашего тоже!—сказала аистиха.—Но о немъ ты думаешь меньше, чѣмъ объ этихъ перьяхъ, да о болотной принцессѣ! Отправлялся бы ужъ и самъ къ ней въ трясину. Дурной ты отецъ семейства! Я говорила это еще въ ту пору, когда въ первый разъ сидѣла на яйцахъ! Вотъ подожди, эта шальная дѣвчонка еще угодитъ въ кого-нибудь изъ насъ стрѣлою! Она, вѣдь, сама не знаетъ, что дѣлаетъ! А мы-то здѣсь подольше живемъ, чѣмъ она—хоть бы объ этомъ попомнила! И повинности наши мы уплачиваемъ честно: перо, яйцо и одного птенца въ годъ, какъ положено! Что ты думаешь, мнѣ придетъ теперь въ голову слетѣть внизъ во дворъ, какъ бывало въ старые годы или какъ и нынче въ Египтѣ, гдѣ я держусь на дружеской ногѣ со всѣми—нисколько не забываясь, впрочемъ—и сую носъ во всѣ горшки и котлы? Нѣтъ, здѣсь я сижу въ гнѣздѣ, да злюсь на эту дѣвчонку! И на тебя тоже! Оставилъ бы ее въ кувшинкѣ, пусть бы себѣ погибла!
— Ты гораздо добрѣе въ душѣ, чѣмъ на словахъ!—сказалъ аистъ.—Я тебя знаю лучше, чѣмъ ты сама!
И онъ подпрыгнулъ, тяжело взмахнулъ два раза крыльями, вытянулъ ноги назадъ, распустилъ оба крыла, точно паруса, и пролетѣлъ, не шевеля ни однимъ изъ нихъ, довольно большое
И она чертила руны, разрушающие чары и исцеляющие недуги, и перебрасывала их через голову несчастной, но толку не было.
— Кто бы поверил, что она умещалась когда-то в чашечке кувшинки! — сказал аист. — Теперь она совсем взрослая и лицом — вылитая мать, египетская принцесса. А ту мы так и не видали больше! Не удалось ей, видно, выпутаться из беды, как вы с мудрецом предсказывали. Я, из года в год, то и дело летаю над болотом вдоль и поперёк, но она до сих пор не подала ни малейшего признака жизни! Да уж поверь мне! Я-то знаю, о чём говорю! Все эти годы я, ведь, прилетал сюда раньше тебя, чтобы починить наше гнездо, поправить кое-что, и целые ночи напролёт — словно я филин или летучая мышь — летал над болотом, да всё без толку! И два лебединых оперения, что мы с таким трудом в три перелёта перетащили сюда, не пригодились! Вот уж сколько лет они лежат без пользы в нашем гнезде. Случись пожар, загорись этот бревенчатый дом — от них не останется и следа!
— И от гнезда нашего тоже! — сказала аистиха. — Но о нём ты думаешь меньше, чем об этих перьях, да о болотной принцессе! Отправлялся бы уж и сам к ней в трясину. Дурной ты отец семейства! Я говорила это ещё в ту пору, когда в первый раз сидела на яйцах! Вот подожди, эта шальная девчонка ещё угодит в кого-нибудь из нас стрелою! Она, ведь, сама не знает, что делает! А мы-то здесь подольше живём, чем она — хоть бы об этом попомнила! И повинности наши мы уплачиваем честно: перо, яйцо и одного птенца в год, как положено! Что ты думаешь, мне придёт теперь в голову слететь вниз во двор, как бывало в старые годы или как и нынче в Египте, где я держусь на дружеской ноге со всеми — нисколько не забываясь, впрочем — и сую нос во все горшки и котлы? Нет, здесь я сижу в гнезде, да злюсь на эту девчонку! И на тебя тоже! Оставил бы её в кувшинке, пусть бы себе погибла!
— Ты гораздо добрее в душе, чем на словах! — сказал аист. — Я тебя знаю лучше, чем ты сама!
И он подпрыгнул, тяжело взмахнул два раза крыльями, вытянул ноги назад, распустил оба крыла, точно паруса, и пролетел, не шевеля ни одним из них, довольно большое
