Страница:Андерсен-Ганзен 2.pdf/311

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


затѣмъ Эмилія слегла, и къ воротамъ сталъ каждый день подъѣзжать экипажъ доктора.

— Не вылечить имъ ее!—говорила жена привратника.—Господь Богъ знаетъ, кого Ему прибрать къ себѣ!

Но ее удалось вылечить! И вотъ, Георгъ опять принялся рисовать и отсылать ей картинки. Между прочимъ онъ нарисовалъ царскій дворецъ, древній Московскій Кремль съ башенками и куполами, похожими на гигантскіе зеленые и вызолоченые огурцы,—такъ по крайней мѣрѣ выходило по рисунку Георга. Эмилію эти картинки очень развлекали, и черезъ недѣлю Георгъ прислалъ ей еще нѣсколько. На всѣхъ были нарисованы разныя зданія: глядя на нихъ, она могла дать волю фантазіи—сама рисовать себѣ, что происходитъ тамъ за стѣнами и окнами.

Въ числѣ рисунковъ былъ и китайский домикъ въ шестнадцать этажей, весь увѣшанный колольчиками, и два греческихъ храма, окруженныхъ стройными мраморными колоннами и террасами, и норвежская церковь, причудливой постройки, вся изъ бревенъ; лучше же всего былъ „Эмиліинъ замокъ“. Въ немъ она должна была жить сама. Георгъ придумалъ для него особый стиль—смѣсь всего красиваго изъ всѣхъ другихъ стилей. Отъ норвежской церкви онъ взялъ покрытыя рѣзьбою бревна, отъ греческаго храма—мраморныя колонны, отъ китайскаго домика—колокольчики, а отъ царскаго Кремля—зеленые и золотые куполы.

То-то былъ дѣтскій замокъ! И подъ каждымъ окошкомъ было подписано: „тутъ Эмилія спитъ“, „тутъ танцуетъ“, „тутъ играетъ въ гости“ и т. д. Вотъ-то весело было разглядывать все это! И рисунокъ таки разглядывали.

Charmant!—сказалъ генералъ.

Но старикъ графъ (былъ еще старый графъ, куда важнѣе самого генерала, владѣвшій замкомъ и помѣстьемъ) не сказалъ ничего, хотя при немъ и говорили, что рисунокъ придуманъ и нарисованъ маленькимъ сынишкой привратника. Не очень-то онъ, впрочемъ, былъ малъ,—онъ, вѣдь, уже конфирмовался. Старикъ графъ только посмотрѣлъ на рисунки и намоталъ себѣ все слышанное на усъ.

И вотъ, одинъ серенькій, ненастный день оказался самымъ радостнымъ, свѣтлымъ днемъ въ жизни Георга. Профессоръ Академіи Художествъ призвалъ его къ себѣ.

— Послушай дружокъ!—сказалъ онъ.—Поговоримъ-ка! Гос-


Тот же текст в современной орфографии

затем Эмилия слегла, и к воротам стал каждый день подъезжать экипаж доктора.

— Не вылечить им её! — говорила жена привратника. — Господь Бог знает, кого Ему прибрать к себе!

Но её удалось вылечить! И вот, Георг опять принялся рисовать и отсылать ей картинки. Между прочим он нарисовал царский дворец, древний Московский Кремль с башенками и куполами, похожими на гигантские зелёные и вызолоченые огурцы, — так по крайней мере выходило по рисунку Георга. Эмилию эти картинки очень развлекали, и через неделю Георг прислал ей ещё несколько. На всех были нарисованы разные здания: глядя на них, она могла дать волю фантазии — сама рисовать себе, что происходит там за стенами и окнами.

В числе рисунков был и китайский домик в шестнадцать этажей, весь увешанный колольчиками, и два греческих храма, окружённых стройными мраморными колоннами и террасами, и норвежская церковь, причудливой постройки, вся из брёвен; лучше же всего был «Эмилиин замок». В нём она должна была жить сама. Георг придумал для него особый стиль — смесь всего красивого из всех других стилей. От норвежской церкви он взял покрытые резьбою брёвна, от греческого храма — мраморные колонны, от китайского домика — колокольчики, а от царского Кремля — зелёные и золотые купола.

То-то был детский замок! И под каждым окошком было подписано: «тут Эмилия спит», «тут танцует», «тут играет в гости» и т. д. Вот-то весело было разглядывать всё это! И рисунок таки разглядывали.

Charmant! — сказал генерал.

Но старик граф (был ещё старый граф, куда важнее самого генерала, владевший замком и поместьем) не сказал ничего, хотя при нём и говорили, что рисунок придуман и нарисован маленьким сынишкой привратника. Не очень-то он, впрочем, был мал, — он, ведь, уже конфирмовался. Старик граф только посмотрел на рисунки и намотал себе всё слышанное на ус.

И вот, один серенький, ненастный день оказался самым радостным, светлым днём в жизни Георга. Профессор Академии Художеств призвал его к себе.

— Послушай дружок! — сказал он. — Поговорим-ка! Гос-