прежде не имѣлъ и понятія. Конечно, его гордость возмущена тѣмъ, что Аннунціата относится ко мнѣ лучше, чѣмъ къ нему! Правда, онъ самъ познакомилъ меня съ нею, но, можетъ быть, именно изъ желанія нарядить меня въ шуты! Вотъ почему его такъ и поразили мое пѣніе и импровизація; ему и въ голову не приходило, что я могу чѣмъ-либо соперничать съ его красотою, его развязностью и ловкостью!.. Теперь онъ хотѣлъ своими рѣчами отбить у меня охоту посѣщать ее! Но добрый геній мой рѣшилъ иначе. Ея ласковое обращеніе, ея взгляды, все говоритъ мнѣ, что она меня любитъ, что она относится ко мнѣ благосклонно, даже болѣе чѣмъ благосклонно! Не можетъ же она не чувствовать, что я люблю ее!
И въ порывѣ восторга я осыпалъ горячими поцѣлуями свою подушку; но любовный восторгъ только еще болѣе усиливалъ чувство досады противъ Бернардо. Я упрекалъ себя самого въ томъ, что не выказалъ въ разговорѣ съ нимъ болѣе характера, болѣе желчи. Теперь на языкѣ у меня вертѣлись сотни великолѣпныхъ отвѣтовъ, которыми я могъ срѣзать его, когда онъ третировалъ меня, словно мальчишку! Теперь я живо чувствовалъ малѣйшую его насмѣшку надо мной. Въ первый разъ въ жизни кровь во мнѣ кипѣла отъ гнѣва, и это раздраженіе, смѣшанное съ чувствомъ высокой, чистой любви, окончательно отняло у меня сонъ. Я забылся только подъ утро, но и этотъ короткій сонъ укрѣпилъ и успокоилъ меня. Предупредивъ смотрителя, что я приду сегодня осматривать галлерею вмѣстѣ съ двумя иностранками, я зашелъ за Аннунціатою, и затѣмъ мы всѣ трое отправились въ палаццо Боргезе.
прежде не имел и понятия. Конечно, его гордость возмущена тем, что Аннунциата относится ко мне лучше, чем к нему! Правда, он сам познакомил меня с нею, но, может быть, именно из желания нарядить меня в шуты! Вот почему его так и поразили моё пение и импровизация; ему и в голову не приходило, что я могу чем-либо соперничать с его красотою, его развязностью и ловкостью!.. Теперь он хотел своими речами отбить у меня охоту посещать её! Но добрый гений мой решил иначе. Её ласковое обращение, её взгляды, всё говорит мне, что она меня любит, что она относится ко мне благосклонно, даже более чем благосклонно! Не может же она не чувствовать, что я люблю её!
И в порыве восторга я осыпал горячими поцелуями свою подушку; но любовный восторг только ещё более усиливал чувство досады против Бернардо. Я упрекал себя самого в том, что не выказал в разговоре с ним более характера, более желчи. Теперь на языке у меня вертелись сотни великолепных ответов, которыми я мог срезать его, когда он третировал меня, словно мальчишку! Теперь я живо чувствовал малейшую его насмешку надо мной. В первый раз в жизни кровь во мне кипела от гнева, и это раздражение, смешанное с чувством высокой, чистой любви, окончательно отняло у меня сон. Я забылся только под утро, но и этот короткий сон укрепил и успокоил меня. Предупредив смотрителя, что я приду сегодня осматривать галерею вместе с двумя иностранками, я зашёл за Аннунциатою, и затем мы все трое отправились в палаццо Боргезе.
Я испытывалъ какое-то особенное ощущеніе, водя Аннунціату по тѣмъ самымъ заламъ, гдѣ игралъ въ дѣтствѣ и слушалъ объясненія картинъ изъ устъ Франчески, забавлявшейся моими наивными вопросами и выраженіями. Я зналъ здѣсь каждую картину, но Аннунціата знала и понимала ихъ еще лучше. Сужденія ея были поразительно мѣтки; отъ ея зоркаго взгляда и тонкаго эстетическаго чутья не ускользало ни одной истинно-прекрасной подробности.
Мы остановились предъ знаменитою картиною Джерардо дель Нотти «Лотъ и его дочери». Я сталъ восхвалять яркость и живость, съ какими изображены Лотъ и его жизнерадостная дочь, а также яркое вечернее небо, просвѣчивающее сквозь темную зелень деревьевъ.
— Кистью художника водило пламенное вдохновеніе!—сказала Аннунціата.—Я восхищаюсь сочностью красокъ и выраженіемъ лицъ, но сюжетъ мнѣ не нравится. Я даже въ картинѣ прежде всего ищу извѣстнаго рода благопристойности, цѣломудрія сюжета. Вотъ почему мнѣ не нра-
Я испытывал какое-то особенное ощущение, водя Аннунциату по тем самым залам, где играл в детстве и слушал объяснения картин из уст Франчески, забавлявшейся моими наивными вопросами и выражениями. Я знал здесь каждую картину, но Аннунциата знала и понимала их ещё лучше. Суждения её были поразительно метки; от её зоркого взгляда и тонкого эстетического чутья не ускользало ни одной истинно-прекрасной подробности.
Мы остановились пред знаменитою картиною Джерардо дель Нотти «Лот и его дочери». Я стал восхвалять яркость и живость, с какими изображены Лот и его жизнерадостная дочь, а также яркое вечернее небо, просвечивающее сквозь тёмную зелень деревьев.
— Кистью художника водило пламенное вдохновение! — сказала Аннунциата. — Я восхищаюсь сочностью красок и выражением лиц, но сюжет мне не нравится. Я даже в картине прежде всего ищу известного рода благопристойности, целомудрия сюжета. Вот почему мне не нра-
