устроитъ товарищескій судъ сотрудниковъ, то... впрочемъ, что объ этомъ говорить, когда такъ болитъ сердце!..
Онъ легь на оттоманку и отвернулся къ стѣнѣ.
Красильниковъ бросился къ Крысакову, но тотъ сурово отвелъ его рукой, вооруженной карандашемъ... Красильниковъ обратилъ на меня растерянный взоръ, но я только молча поясалъ плечами...
Оыъ постоялъ еще съ минуту и вышелъ, спотыкаясь.
— Здорово мы его разогрѣли, — замѣтилъ Крысаковъ.—Что это за медальонъ, о которомъ вы ему говорили?
— Такъ просто, на языкъ подвернулось.
— Жаль, что ничего лучшаго не придумалось. Вообрази себѣ, Кувшиновъ...
Но Кувшнновъ уже ничего не могъ вообразить себѣ: онъ спалъ.
Прошло двѣ недѣли.
Снова мы трое собрались въ моемъ редакторскомъ кабинетѣ, Телько на этотъ разъ на оттоманкѣ лежалъ я, а поэтъ Кувшнновъ за моимъ письменнымъ столомъ переписывалъ стихи...
— Скучно какъ, — замѣтилъ Крысаковъ.
— Хотя бы Красильниковъ пришелъ, — буркнулъ подъ носъ поэтъ. — Всетаки, какую-нибудь штукенцію выкинули бы...
А я промолвилъ:
— Давно ужъ онъ не показывался.
Въ сенвябрѣ вся редакція устраивала какую-то юбилейную вечеринку.
Было окол 11 часовъ... Веселье и смѣхъ уже до-
