и другихъ выглядываютъ женщины и дѣти въ яркихъ одеждахъ. Всадники въ чалмахъ и тарбушахъ пробираются между тяжелыми экипажами. Взадъ-и-впередъ бѣгутъ вереницы хамалей, согнувшись подъ какой-нибудь тяжестью, такъ-что кисти ихъ тарбушей едва не волочатся по землѣ. Женщины въ свѣтлозеленыхъ, налевыхъ, розовыхъ и голубыхъ халатахъ бредутъ, шлепая желтыми туфлями и поддерживая одной рукой неуклюжее платье, а другою — свой бѣлый кисейный яшмакъ.
У самаго моста встрѣтили мы любопытную кавалькаду. Верхомъ на прекрасной лошади, покрытой шитымъ золотомъ чепракомъ, ѣхалъ стройный, прекрасный мущина, съ молодецкой посадкой какого-нибудь кавалергарда, въ черной шелковой рясѣ съ башлыкомъ, поднятымъ на бархатную камилавку. Двое служителей, въ к&фтанахъ съ длинными разрезными рукавами и высокихъ бараньихъ шапкахъ, вели за повода его лошадь; а позади ѣхали верхомъ два монаха въ рясахъ съ поднятыми капишонами. У всѣхъ были свѣжія, здоровый лица и великолѣпныя бороды, черныя какъ ихъ платье. — Это армянскій патріархъ! шепнулъ мнѣ проводникъ.
Когда мы подходили къ изящной арабской аркадѣ Валиде-джами, ближайшей мечети отъ моста, на встрѣчу намъ выступила вереница ословъ, нагруженныхъ крестъ-на-крестъ сложенными на спинѣ досками. Улица была такъ узка, что концы досокъ чуть не задѣвали за дома по обѣ стороны. Варда! варда! кричалъ полунагой погоньщикъ. Арбы и талики начали сворачивать въ боковые переулки. Боясь быть раздавленнымъ, я прыгнулъ въ первую дверь, и едва не поскользнулся въ лужѣ пролитой на полу крови. Вокругъ стѣнъ грязной комнаты тянулись оборванные диваны, и на нихъ сидѣли турки съ длинными трубками и чашечками кофе, а передъ самыми дверьми одному правовѣрному брили голову, другому ставили рожки.
— Что это такое? спросилъ я своего проводника.
— Турецкая кофейня! отвѣчалъ онъ съ гримасою.
