опыта: Маркс исходил из интересов классовой борьбы пролетариата против всей буржуазии, между тем как исторические взгляды и демократические требования Ч. определялись в ос-‘ новном опытом борьбы с самодержавием и крепостническим дворянством.
Пытаясь установить связь между классовой борьбой и определенными классовыми идеологиями, Ч. доказывал, что экономические теории основоположников классической политической экономии являлись отражением той эпохи, когда еще не было резкой противоположности между трудом и капиталом. Наоборот, «открытая ненависть между простолюдинами и средним сословием во Франции произвела в экономической теории коммунизм». При этом «число пролетариев все увеличивается, и, главное, возрастает их сознание и проясняется их понятие о своих потребностях». Мало того, Ч. приближался к пониманию огромного значения правильной философской теории в деле формирования классового и политического сознания пролетариата. Он понимал, что овладение теорией помогает пролетариату в его борьбе за социализм. «Нет никакого сомнения, что и простолюдины Западной Европы ознакомятся с философскими воззрениями, соответствующими их потребностям... Когда придет такая пора, когда представители элементов, стремящихся теперь к пересозданию западно-европейской жизни, будут являться уже непоколебимыми в своих философских воззрениях, это будет признаком скорого торжества новых начал и в общественной жизни Западной Европы» (Поли. собр. соч., т. VI, стр. 205—206).
Ч. — историк был прежде всего политиком, •борцом, и все его исторические работы, равно как и его блестящие обзоры политической жизни Западной Европы и Америки, служили основной цели его жизни — борьбе с самодержавием и крепостническим дворянством, подготовке крестьянской революции в России. В одном из писем к Некрасову Ч. сам указал, что даже его большая критико-историческая работа о Лессинге писалась им «с приноравливаниями к нашим домашним обстоятельствам» (Чернышевский, Литературное наследие, т. II, стр. 335). Поэтому и его замечательные исторические статьи — «Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X», «Июльская монархия» и «Кавеньяк», где давалась характеристика классов и партий во Франции 1815—48, а также статьи, посвященные национально-освободительной борьбе в Италии 1859—61 и гражданской войне в Америке, — все имели конечной целью дать политический анализ современной ему России и предугадать ее возможное революционное будущее. Во всех этих работах Чернышевский проявил глубокое понимание характера политической борьбы и задач революционеров. Решительный и последовательный' демократизм, ясное и глубокое понимание проблем революции и гражданской борьбы, презрительное отношение к либералам и всякого рода «соглашателям» и оппортунистам, боящимся революции и ее логических последствий, — вот те выводы, к к-рым приходил Ч. на основании изучения европейской истории и современной политики. Уже в 1850 он записал в своем дневнике: «Человек, неослепленный идеализациею, умеющий судить о будущем по прошедшему и благословляющий известные дикости прошедшего, несмотря на все зло, какое сначала принесли они (здесьимеется в виду террор французской револю-ции и другие «эксцессы». — Б. Г.), не может устрашаться этого, он знает, что иного нельзя ожидать от людей, что мирное, тихое развитие невозможно» (Литературное наследие, т. I, стр. 497). Позднее, будучи уже зрелым писателем, ученым и публицистом, особо ответственным за свои слова, Ч. писал: «Прогресс совершается чрезвычайно медленно, в том нет спора; но все-таки девять десятых частей того, в чем состоит прогресс, совершается во время кратких периодов усиленной работы. История движется медленно, но все-таки почти все свое движение производит скачок за скачком, будто молоденький воробушек, еще не оперившийся для полета, еще не получивший крепости в ногах... Но не забудьте, что все-таки каждым прыжком [он] учится прыгать лучше... скачок быстро за скачком, без всякой заметной’остановки между ними. А еще со временем, птичка и вовсе оперится, и будет легко и плавно летать с веселою песнею» (Поли, собрание соч., т. V, стр. 491). Здесь в иносказательной форме, неизбежной по цензурным условиям, Ч. дает свою «философию истории», заключающуюся повидимому в том, что только революционные периоды являются настоящими двигателями истории, и что революции прекратятся только с полной победой социализма. Но революции не делаются в перчатках. «Кто берется за дело, тот должен знать, к чему поведет оно; и если не хочет он неизбежных его принадлежностей, он не должен хотеть и самого дела. Политические перевороты никогда не совершались без фактов самоуправства, нарушавшего формы той юридической сцраведливости, какая соблюдается в спокойные времена». Политический вождь должен быть решительным и, раз поставив себе определенную цель, итти беспощадно до конца. «Надобно взвесить добро и зло, и если вам кажется, что в сущности дело хорошо, не смущайтесь тем, что есть в нем стороны дурные... Да, или нет, как вам угодно, но во всяком случае будьте тверды. Надобно быть человеком, а не флюгером... „полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит“». В этом отношении революция напоминает войну: «Мы не хотим решать, хорошая ли вещь военные победы; но решайтесь, прежде чем начнете войну, не жалеть людей; а если хотите жалеть их, то не следует вам и начинать войны. Что о войне, то же самое надобно сказать и о всех исторических делах: если вы боитесь или, отвращаетесь тех мер, которых потребует дело, то и не принимайтесь за него и не берите на себя ответственности руководить им, потому что вы только испортите дело» (Поли. собр. соч., т. V, стр. 404, 406 и 407). Поэтому Ч. резко осуждал позицию Луи Блана в 1848, осуждал его боязнь перед дальнейшим развитием и углублением революции, его страх перед властью, которая давалась ему массами. Поэтому он с таким сочувствием и надеждой следил за походами смелого вождя итальянских демократов — Гарибальди. Ч. понимал железную логику гражданской войны. Говоря о войне между восставшими под руководством Гарибальди сицилийцами и. угнетавшим их неаполитанским правительством, Ч. подчеркивал, что «между людьми неаполитанской системы и сицилийцами невозможно примирение. Их отношениям нет другого исхода, кроме истребления той или другой стороны» (Поли. собр. соч., т. VI, стр. 532). Анализируя в своих об-
