Страница:БСЭ-1 Том 61. Ч - Шахт (1934)-2.pdf/24

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана

ся у «офицеров добрых»: «потому что есть и такие офицеры, и немало таких офицеров.

Так чтобы солдаты таких офицеров высматривали, которые надежны, что за народ стоять будут, и таких офицеров пусть солдаты слушаются, как волю добыть». — «А кроме того ружьями запасайтесь, кто может, да всяким оружием» (там же, стр. 150 и 151). Под «офицерами добрыми» разумелись конечно революционно настроенные молодые офицеры, лучшая часть которых находилась под идейным влиянием самого Чернышевского.

Но вместе с тем все это воззвание резко отличается и от прокламации Шелгунова «К молодому поколению», и от «Молодой России», и от рукописной прокламации Каракозова «К друзьям рабочим», не говоря уже об агитационной литературе народнического периода, — отлича; ется тем, что в нем нет призыва к социализму и даже никаких упоминаний об общине. Это значит, что при всех своих надеждах на роль общины в будущем социалистическом переустройстве России Ч. по крайней мере в этот период ближайшую крестьянскую революцию не связывал с немедленными социалистическими перспективами.

Это подтверждает также его «план осуществления теории трудящихся», к-рый он считал настолько важным, что, изложив его в статье «Капитал и труд», затем повторил в примечаниях к Миллю. План заключается в создании производительных товариществ на добровольных началах, от 1.500 до 2.000 человек в каждом (по типу фаланстеров Фурье), при помощи ссуд от государства за «обыкновенные проценты». Перед этим в государстве повидимому происходит разрушительная крестьянская революция, ибо, как говорит Ч., «в государстве,' к которому относится план, находится среди полей множество старинных зданий, стоящих запущенными и продающихся заг бесценок. Для товарищества всего выгоднее будет купить одно из таких зданий, поправка которого не требовала бы особенных расходов». Здесь ясно, что Ч. предполагал как предварительное условие для создания своих товариществ народную революцию, которая прогонит помещиков ив их «дворянских гнезд». Но это была бы совершенно очевидно буржуазно-демократическая революция, после победы к-рой только и можно будет начать строить социалистические товарищества, а не последовательный демократический переворот, который Ч. связывал непосредственно с социалистическим содержанием и о к-ром он так часто говорил.

Это была одна из непоследовательностей Ч.

Если к этому присоединить убеждение Ч. в прогрессивной роли капитализма для дальнейшего исторического развития России, то отсюда вытекает вывод, что при всем своем утопическом социализме, к-рый сливался у него с демократизмом, при всех теоретических противоречиях этого великого крестьянского революционера, в основном Ч. объективно был идеологом крестьянской революции, «американского пути развития» России. Вот что он писал еще в 1857 о развитии капитализма в России: «В наше время главная движущая сила жизни, промышленное направление, всетаки гораздо разумнее, нежели тенденции многих прошлых эпох... Из него выходит и некоторое содействие просвещению, потому что для промышленности нужна наука и умственная развитость; из него выходит и некотораязабота о законности и правосудии, потому что промышленности нужна безопасность; из него выходит и некоторая забота о просторе для личности, потому что для промышленности нужно беспрепятственное обращение капиталов и людей... Когда развивается промышленность, прогресс обеспечен. С этой точки, мы преимущественно и радуемся усилению промышленного движения у нас» (Поли. собр. соч., т. III, стр. 561 и 562).

Решительный и последовательный демократизм Ч. проявлялся не только в крестьянском вопросе, где он стоял за полное уничтожение помещичьего землевладения, и не только впрограмме демократической республики. Ч. стоял за полное раскрепощение всех угнетенных национальностей и их национальное самоопределение, причем, вполне сочувствуя стремлениям поляков к национальной независимости, он в то же время разоблачал политику наших славянофилов, к-рые, под видом борьбы за освобождение балканских или австрийских славян, на самом деле стремились подчинить их деспотизму русского царя. Ч. был конечно ярым врагом невольничества во всех его видах и*, когда разгорелась гражданская война в САСШ, не только целиком поддерживал самое крайнее крыло «аболиционистов», т. е. сторонников полного освобождения негров, но, как мы видели, высказывался и за восстание самих негров. Наконец. Ч. был решительным сторонником полного освобождения женщины от политического, бытового и семейного угнетения.

По своим историко-политическим взглядам Ч. далеко превосходил всех современных ему не только буржуазных, но и мелкобуржуазных историков из лагеря утопического социализма, а также русских историков типа Костомарова и Щапова. Можно смело утверждать, что как в анализе европейской классовой борьбы первой половины 19 в., так и в анализе политических отношений и классовой борьбы в Европе и Америке конца 50  — х и начала 60  — х гг., в глубине и яркости этого анализа Ч. не имел себе равного в России, а в Европе уступал только Марксу и Энгельсу. Вот почему его исторические статьи и политические обзоры, в которых богатейший фактический материал сопровождается нередко блестящими классовыми характеристиками, представляют до сих пор огромный интерес. Ту теорию о роли экономического фактора и о значении борьбы классов в истории, к-рую Ч. в основном заимствовал у французских историков эпохи Реставрации и у социалистов-утопистов, он углубил, конкретизировал и во многих отношениях развил исторически и логически. Но и в этой области, как и в области своих философских и экономических взглядов, он не стоял на почве пролетарского социализма, а оставался крестьянским революционером и утопическим социалистом, хотя и преодолел критически многие слабые стороны европейского утопического социализма. Если Плеханов в своих работах о Ч. слишком подчеркивал слабые стороны Ч., его исторический идеализм, рационализм и утопизм, то Стеклов, наоборот, неправильно изобразил Ч. как почти законченного марксиста и непосредственного предшественника большевизма.

Тем не менее для России Ч. — историк и политик — далеко опередил свое время. Позднейшее народничество 70  — х гг. и в этом отношении являлось «шагом назад от Ч.» (Ленин). Ленин характеризует русское народничество следую-