чинить отдельные психологические функции центральной для нее познавательной деятельности, нашли свое дальнейшее развитие и в новой философии, будучи яснее всего выражены у Локка и у его последователей. Так, по мнению Локка, мы испытываем радость при мысли о достигнутом благе и, наоборот, мы испытываем страдание, когда думаем о понесенной нами потере. Т. о. для Локка удовольствие, как и страдание, суть лишь представления о соответствующих им состояниях. Сходные с этими по своему психологическому интеллектуализму воззрения мы встречаем у Лейбница, а также у Гегеля, к-рый видел источник неприятного чувства в противоречии между бытием и долженствованием, а источник удовольствия в согласии между ними. «Поэтому,— говорит Гегель,— удовольствию всегда предшествует рефлексия, сравнивающая внутреннее и внешнее и выясняющая, может ли их соответствие получиться».
Противоположными в этом смысле теориями Э. являются те, к-рые исходят из положения о существовании самостоятельной психологической способности чувствования, обнаруживающей себя в особых внутренних состояниях. Согласно этим теориям, Э. могут становиться содержанием нашего познания лишь через восприятие соответствующих им состояний, сами же Э. составляют «то субъективное в представлении, что никоим образом не может стать познавательным моментом» (Кант), хотя они и могут быть следствием познавательной деятельности. Значение этого развитого Кантом положения о существовании, наряду с познанием и волей, еще третьей основной и самостоятельной способности — способности чувствования — заключается в том, что оно выдвигает проблему положительного психологического своеобразия Э. и тем самым решительно порывает со старыми традициями рационалистической философии, видевшей в Э. лишь род «неясного познания» или «неотчетливых представлений» и поэтому рассматривавшей их как нечто низшее, нуждающееся гл. обр. в отрицательных определениях.
С обоими этими основными способами решения вопроса о природе Э. мы встречаемся также и в собственно психологических теориях. Как и в классических философских учениях, в эмпирической психологии 19 в. проблему Э. пытались разрешать двояко: с одной стороны — в интеллектуалистических теориях, рассматривавших Э. как вторичное состояние сознания, целиком зависящее от деятельности представления, а, с другой стороны — в т. н. физиологических или периферических теориях, представители к-рых видели в Э. первичные психологические процессы, непосредственно и теснейшим образом связанные с основными биологическими функциями организма.
Виднейшим представителем интеллектуалистической точки зрения в учении об Э. является И. Гербарт (1776—1841), выдвинувший гипотезу, согласно к-рой эмоциональные состояния, как и аффекты, зависят от соотношения представлений, причем задержка их вызывает отрицательную «окрашенность» Э., а их взаимное усиление делает Э. положительно окрашенными. Теория Гербарта, первоначально получившая в Германии довольно широкое распространение (Линднер, Фолькман, Нагловский и др.), в современной психологии однако не имеет своих прямых сторонников и ныне может считаться почти полностью оставленной.
Гораздо большее значение имеет для современной психологии противоположная этой теории теория У. Джемса и Г. Ланге, взгляды которых до самого последнего времени почти безраздельно господствовали в учении об Э.
Согласно теории Джемса-Ланге, возникновение Э. зависит от рефлекторных реакций на известные раздражители, данные непосредственно в восприятии или в представлении. Реакции эти выражаются в ряде изменений в произвольно-двигательной сфере (например в тормажении произвольных движений или в двигательном перевозбуждении) и особенно в сфере непроизвольно-двигательной (в деятельности сердца и дыхательной системы, в изменении просвета кровеносных сосудов, в деятельности желез и т. п.), причем сама Э. с ее внутренней психологической стороны и есть не что иное, как сознание этих изменений, т. е. она представляет собой нек-рый комплекс внутренних органических ощущений. «Мы плачем,— говорит Джемс,— не потому, что мы печальны…, наоборот, мы печальны, потому что мы плачем». Достаточно было бы, утверждал Джемс, вычесть из нашего сознания ощущения органических изменений, чтобы соответствующая им Э. исчезла, и, наоборот, достаточно вызвать каким-либо образом эти изменения, чтобы она возникла.
Физиологическая сторона этой теории особенно подробно была разработана Г. Ланге, к-рый дал в своем исследовании следующую схему физиологических изменений при различных эмоциях:
Уменьшение произвольной иннервации |
Разочарование |
То же + сжатие сосудов |
Печаль |
То же + сжатие сосудов + судороги органических мускулов |
Страх |
То же + расстройство координации |
Смущение |
Увеличение произвольной иннервации + судорога органических мускулов |
Нетерпение |
То же + расширение сосудов |
Радость |
То же + расстройство координации |
Гнев |
Представляя собой наиболее полно разработанное учение об Э., опирающееся на изучение фактов, и являясь огромным шагом вперед по сравнению с интеллектуалистическими гипотезами Гербарта, теория Джемса-Ланге однако должна быть признана в своих принципиальных основаниях глубоко несостоятельной. Порывая со взглядами идеалистического рационализма в психологии Э., Джемс и особенно Ланге оказались в построении своей теории под резким влиянием франц. механического материализма.
Однако, отрывая человека от его социальной среды и не ставя вопрос об общественно-историческом происхождении и развитии человека, теория Джемса-Ланге ведет в основе к идеалистическим выводам. Ее физиологические основы и преимущественное внимание к чисто внешним проявлениям Э. нашли сбое дальнейшее развитие в так наз. психологии поведения. Теория Джемса-Ланге закрывала для себя возможность допущения историчности Э., их развития и исторической обусловленности. С точки зрения этой теории Э. могли изменяться только в смысле их инволюции; именно поэтому высшие Э. и представлялись ее последователям лишь «бледным образом того, что некогда было Э.» (Рибо). Эта теория в виду ее упрощенно-механистического существа создает также чрезвычайно благоприятную позицию для открыто идеалистической трактовки высших Э. Это можно видеть уже у самого Джемса и — в особенно яркой форме — у философов-идеалистов, напр. у А. Бергсона.
