томъ и красноцвѣтностями, такъ и плоская равнина вокругъ стала измѣненной, изборожденной оврагами, рытвинами и глубокими пропастями, пресѣчена и украшена зубчатой громадою горъ, между которыхъ дымились вулканы. Я видѣлъ хищныя агавы съ ихъ стилетными остріями. Я видѣлъ красные цвѣты кактуса. Я слышалъ гортанную гнѣвную рѣчь и взрывы горныхъ ручьевъ, прорывавшихъ стѣны утесовъ и рушившихъ камни по уклонамъ стремнинъ. Страна кипѣнья и борьбы, страна вражды къ тому, что хочетъ вражды и не хочетъ другого. Безпощадность къ тому, кто не знаетъ пощады. Причудливый край. Тамъ четки, какъ страстная мысль, всѣ линіи, всѣ очертанія. Тамъ ярки всѣ краски, какъ чувство.
Грозенъ звукъ гортанныхъ словъ, |
О, святая вражда—къ тому, что хочетъ вражды, и не хочетъ другого. Я буду твоимъ вѣстникомъ, буду крикомъ борьбы, всепобѣдной звенящей струной, буду воплемъ, и стономъ, и плачемъ, и музыкой, слитыми въ мѣткій ударъ. Я вберу въ свой
том и красноцветностями, так и плоская равнина вокруг стала измененной, изборожденной оврагами, рытвинами и глубокими пропастями, пресечена и украшена зубчатой громадою гор, между которых дымились вулканы. Я видел хищные агавы с их стилетными остриями. Я видел красные цветы кактуса. Я слышал гортанную гневную речь и взрывы горных ручьев, прорывавших стены утесов и рушивших камни по уклонам стремнин. Страна кипенья и борьбы, страна вражды к тому, что хочет вражды и не хочет другого. Беспощадность к тому, кто не знает пощады. Причудливый край. Там четки, как страстная мысль, все линии, все очертания. Там ярки все краски, как чувство.
Грозен звук гортанных слов, |
О, святая вражда — к тому, что хочет вражды, и не хочет другого. Я буду твоим вестником, буду криком борьбы, всепобедной звенящей струной, буду воплем, и стоном, и плачем, и музыкой, слитыми в меткий удар. Я вберу в свой
