межь тѣмъ какъ мы пойдемъ и явимъ предъ глазами царей образъ твоего сердца и подобіе его, сказали вѣстники Края Тѣневого.
Когда они прибыли предъ царей, всѣ были въ ожиданіи тревожномъ. Кончено ли? спросилъ Усопшій.—Кончено, о, цари, вотъ здѣсь сердце ея въ этой урнѣ, на днѣ ея.—Это весьма хорошо, что я его вижу, промолвилъ Усопшій.
Тутъ онъ, тихонько касаясь, поднялъ его концомъ пальцевъ, и кровавая жидкость, блестящая, цвѣта красноватаго, начала распространяться кровью: Разожгите головни, сказалъ Гунъ-Камэ, и помѣстите его надъ огнемъ.
Когда же было брошено на огонь это сердце, и люди Ксибальбы почуяли запахъ, который оно издавало, сразу всѣ встали на ноги и повернулись съ изумленьемъ безпокойнымъ къ благовонію сердца, исходившему съ дымомъ отъ него.
Межь тѣмъ какъ они пребывали, ошеломленными, въ оцѣпенѣніи, предупрежденныя юною дѣвушкой Совы, восходя изъ стремнинъ, великой толпою шли къ свѣту Солнца, чтобы быть на свѣтлой землѣ. И тотчасъ же стали они ея приверженцами.
Такъ были уловлены въ сѣть владыки Ксибальбы, Края Крота Разрисованнаго, этою юною дѣвушкой, которою были ослѣплены всѣ.
Праматерь Гунбатца и Гунчуэна была между тѣмъ у себя, когда женщина Сквикъ, Быстрая Кровь, пришла къ прародительницѣ Гунбатца и Гунчуэна; она была тяжелая, и вотъ-вотъ должно было совершиться рожденіе тѣхъ, что были названы Гунахпу и Сбаланкэ.
Когда женщина-дѣвушка прибыла къ старой, сказала она старухѣ: Я прихожу, о, моя госпожа и мать; я невѣстка твоя, и дочь я пріемная милости твоей, госпожа моя и мать. Такъ сказала она, приходя къ старой.
Откуда приходишь ты? гдѣ мои сыновья? не умерли ли они въ Ксибальбѣ? и порожденія ихъ, знаменія ихъ словъ, что зовутся Гунбатцъ и Гунчуэнъ, не видишь ли ты ихъ передъ собой? Иди же отсюда, ступай, отвѣтила Старая Юной.
Истину я говорю, повѣрь мнѣ, истинно я твоя невѣстка; ибо я супруга Гунгуна-Ахпу; вотъ приношу ихъ живыми, Гунгуна-Ахпу и
меж тем как мы пойдем и явим пред глазами царей образ твоего сердца и подобие его, сказали вестники Края Теневого.
Когда они прибыли пред царей, все были в ожидании тревожном. Кончено ли? спросил Усопший. — Кончено, о, цари, вот здесь сердце её в этой урне, на дне её. — Это весьма хорошо, что я его вижу, промолвил Усопший.
Тут он, тихонько касаясь, поднял его концом пальцев, и кровавая жидкость, блестящая, цвета красноватого, начала распространяться кровью: Разожгите головни, сказал Гун-Камэ, и поместите его над огнем.
Когда же было брошено на огонь это сердце, и люди Ксибальбы почуяли запах, который оно издавало, сразу все встали на ноги и повернулись с изумленьем беспокойным к благовонию сердца, исходившему с дымом от него.
Меж тем как они пребывали, ошеломленными, в оцепенении, предупрежденные юною девушкой Совы, восходя из стремнин, великой толпою шли к свету Солнца, чтобы быть на светлой земле. И тотчас же стали они её приверженцами.
Так были уловлены в сеть владыки Ксибальбы, Края Крота Разрисованного, этою юною девушкой, которою были ослеплены все.
Праматерь Гунбатца и Гунчуэна была между тем у себя, когда женщина Сквик, Быстрая Кровь, пришла к прародительнице Гунбатца и Гунчуэна; она была тяжелая, и вот-вот должно было совершиться рождение тех, что были названы Гунахпу и Сбаланкэ.
Когда женщина-девушка прибыла к старой, сказала она старухе: Я прихожу, о, моя госпожа и мать; я невестка твоя, и дочь я приемная милости твоей, госпожа моя и мать. Так сказала она, приходя к старой.
Откуда приходишь ты? где мои сыновья? не умерли ли они в Ксибальбе? и порождения их, знамения их слов, что зовутся Гунбатц и Гунчуэн, не видишь ли ты их перед собой? Иди же отсюда, ступай, ответила Старая Юной.
Истину я говорю, поверь мне, истинно я твоя невестка; ибо я супруга Гунгуна-Ахпу; вот приношу их живыми, Гунгуна-Ахпу и
