какъ Соломонъ, разочаровался въ жизни. Вѣроятно, у насъ съ нимъ была одинаковая наклонность къ мудрости; такъ или иначе, вмѣсто того, чтобы играть роль общественнаго преобразователя, я изображаю собой сухую щепку, которую носитъ и бросаетъ во всѣ стороны. Альфредъ бранитъ меня при всякой встрѣчѣ, и я согласенъ, что онъ правъ. Онъ дѣйствительно, хоть что нибудь да дѣлаетъ. Его жизнь есть логическое слѣдствіе его убѣжденій, моя — какая-то жалкая непослѣдовательность.
— Дорогой мой, неужели вы можете довольствоваться такою жизнью?
— Довольствоваться! Когда я вамъ говорю, что я ее презираю. Но вернемся къ нашему разговору — мы говорили объ освобожденіи негровъ. Я не думаю, чтобы мои воззрѣнія на невольничество, представляли что-нибудь исключительное. Я нахожу, что очень многіе люди въ глубинѣ души думаютъ то же, что я. Вся страна страдаетъ отъ этого учрежденія; оно зло для рабовъ, но еще большее зло для господъ. Не нужно большой проницательности, чтобы видѣть, что обширный классъ порочныхъ, безпечныхъ, безнравственныхъ людей въ нашей средѣ такое же несчастіе для насъ, какъ и для нихъ самихъ. Капиталисты и аристократы Англіи не чувствуютъ этого такъ, какъ мы, потому что они не имѣютъ близкихъ сношеній съ тѣми, кого развращаютъ. У насъ эти люди живутъ въ нашихъ домахъ; они играютъ съ нашими дѣтьми, они няньчаютъ ихъ и вліяютъ на нихъ сильнѣе, чѣмъ мы сами; дѣти почему-то всегда дружатъ съ неграми и стараются подражать имъ. Если бы Ева была не ангелъ, а обыкновенный ребенокъ, она бы давно испортилась. Оставлять ихъ невѣжественными, порочными и воображать, что это не повредитъ нашимъ дѣтямъ, все равно, что предоставлять имъ болѣть натуральной оспой и думать будто дѣти не заразятся ею. А между тѣмъ наши законы самымъ положительнымъ образомъ запрещаютъ давать неграмъ образованіе, и это вполнѣ разумно: воспитайте только одно просвѣщенное поколѣніе, и все учрежденіе разлетится въ прахъ. Если мы имъ не дадимъ свободы, они сами возьмутъ ее.
— Какъ же вы думаете, чѣмъ все это окончится? — спросила миссъ Офелія.
— Не знаю. Одно можно сказать навѣрно: въ массахъ происходитъ броженіе всюду, во всемъ мірѣ, и рано или поздно настанетъ день Божьяго суда. Одни и тѣ же причины дѣйствуютъ въ Европѣ, въ Англіи и у насъ. Мать часто говорила маѣ, что настанетъ блаженное тысячелѣтіе, когда Христосъ будетъ царить
как Соломон, разочаровался в жизни. Вероятно, у нас с ним была одинаковая наклонность к мудрости; так или иначе, вместо того, чтобы играть роль общественного преобразователя, я изображаю собой сухую щепку, которую носит и бросает во все стороны. Альфред бранит меня при всякой встрече, и я согласен, что он прав. Он действительно, хоть что-нибудь да делает. Его жизнь есть логическое следствие его убеждений, моя — какая-то жалкая непоследовательность.
— Дорогой мой, неужели вы можете довольствоваться такою жизнью?
— Довольствоваться! Когда я вам говорю, что я ее презираю. Но вернемся к нашему разговору — мы говорили об освобождении негров. Я не думаю, чтобы мои воззрения на невольничество, представляли что-нибудь исключительное. Я нахожу, что очень многие люди в глубине души думают то же, что я. Вся страна страдает от этого учреждения; оно зло для рабов, но еще большее зло для господ. Не нужно большой проницательности, чтобы видеть, что обширный класс порочных, беспечных, безнравственных людей в нашей среде такое же несчастье для нас, как и для них самих. Капиталисты и аристократы Англии не чувствуют этого так, как мы, потому что они не имеют близких сношений с теми, кого развращают. У нас эти люди живут в наших домах; они играют с нашими детьми, они няньчают их и влияют на них сильнее, чем мы сами; дети почему-то всегда дружат с неграми и стараются подражать им. Если бы Ева была не ангел, а обыкновенный ребенок, она бы давно испортилась. Оставлять их невежественными, порочными и воображать, что это не повредит нашим детям, всё равно, что предоставлять им болеть натуральной оспой и думать будто дети не заразятся ею. А между тем наши законы самым положительным образом запрещают давать неграм образование, и это вполне разумно: воспитайте только одно просвещенное поколение, и всё учреждение разлетится в прах. Если мы им не дадим свободы, они сами возьмут ее.
— Как же вы думаете, чем всё это окончится? — спросила мисс Офелия.
— Не знаю. Одно можно сказать наверно: в массах происходит брожение всюду, во всём мире, и рано или поздно настанет день Божьего суда. Одни и те же причины действуют в Европе, в Англии и у нас. Мать часто говорила мае, что настанет блаженное тысячелетие, когда Христос будет царить
