щались и эти мѣры предосторожности; если же возобновляли попытку, то тотчасъ же повторялись тѣ же дѣйствія. Время кормленія онъ зналъ очень точно, регулярно въ надлежащее время являлся къ своему сторожу и бралъ все, что ему тотъ давалъ. Посѣщенія постороннихъ были ему часто въ тягость, и нерѣдко онъ лежалъ, растянувшись подъ своими одѣялами, до тѣхъ поръ, пока посѣтители не уходили. Отъ знакомыхъ онъ, однакожъ, не прятался. Пищу бралъ онъ только отъ своего сторожа. Если на обычномъ мѣстѣ его надзирателя оказывался кто-либо изъ постороннихъ, онъ хотя и приближался, но, замѣтивъ незнакомца, отказывался принять отъ него пищу, бросался на полъ, кричалъ и, какъ бы въ отчаяніи, бился головой. Пищу свою онъ бралъ пальцами, рѣдко прямо губами и предварительно хорошенько обнюхивалъ все, что ему было неизвѣстно. Аппетитъ его былъ поразительный: онъ могъ, какъ и дѣти, ѣсть во всякое время. Иногда онъ кусался и защищался кулаками, но поступалъ такъ только по отношенiю къ дѣтямъ, и притомъ не столько изъ злобы, сколько изъ нетерпѣнiя. Вообще же онъ былъ кротокъ и любилъ общество, ласкался и цѣловалъ. Когда онъ чего-нибудь настоятельно требовалъ, то испускаль рѣзкiй горловой звукъ; тотъ же звукъ онъ издавалъ и въ гнѣвѣ, катался по полу и дулся, если ему не угождали. Онъ очень полюбилъ двухъ котять и часто одного изъ нихъ держалъ подъ мышкой или сажалъ себѣ на голову, хотя котенокъ цѣплялся своими когтями за его кожу. Нѣсколько разъ онъ разсматривалъ ихъ лапы и пытался своими пальцами вырвать когти. Но такъ какъ это ему не удалось, то онъ предпочелъ лучше терпѣть боль, чѣмъ перестать играть со своими любимцами.
Дальнѣйшія свѣдѣнія мы имѣемъ отъ одного опытнаго наблюдателя, который въ продолженіи трехъ мѣсяцевъ имѣлъ при собѣ на кораблѣ орангъ-утана. Животное жило, пока корабль находился въ азіатскихъ водахъ, на палубѣ, какъ мѣстѣ своего постояннаго пребыванiя, и тогда ночью, для сна, уходило въ защищенное мѣсто. Въ теченіе дня орангъ-утанъ быль чрезвычайно весель, игралъ съ другими маленькими обезьянами, которыя находились на кораблѣ, и лазалъ по снастямъ. Лазаніе, гимнастическiя упражненiя, повидимому, доставляли ему большое удовольствие, такъ какъ онъ большую часть дня проводилъ на различныхъ канатахъ. Ловкость его и обнаруживаемая имъ при этомъ сила мускуловь были изумительны. Капитанъ Смитть, наблюдатель, взялъ съ собой нѣсколько сотенъ кокосовыхъ орѣховъ, изъ которыхъ обезьяна ежедневно получала по два. Своими сильными зубами она очень ловко умѣла разгрызать чрезвычайно крѣпкую, въ два дюйма толщиною, скорлупу, которую съ трудомъ раскалывають топоромъ. Она прокусывала острый конецъ орѣха, гдѣ находятся маленькія возвышенiя или горбинки, своими крѣпкими зубами, схватывала орѣхъ правой ногой и разрывала зубами его крѣпкую скорлупу; затѣмъ протыкала пальцемъ одно изъ естественныхъ отверстій въ скорлупѣ, выпивала молоко, послѣ чего разбивала орѣхъ о какой-нибудь твердый предметъ и затѣмъ съѣдала зерно.
Когда корабль миновалъ Зондскій проливъ, съ постепеннымъ пониженіемъ температуры, орангъ-утанъ все болѣе и болѣе утрачивалъ свою веселость. Онъ пересталъ лазать и играть, изрѣдка только появлялся на палубѣ, волочилъ за собой всюду шерстяное одѣяло своей постели и постоянно закутывался въ него, какъ только усаживался спокойно. Въ южномъ умѣренномъ поясѣ онъ держался большою частью въ каютѣ и сидѣлъ тамъ часто въ теченіе цѣлыхъ часовъ на одномъ мѣсть, неподвиясно, закутавшись съ головой въ одѣяло. Постель свою онъ всякiй разъ приготовляль для себя съ большой обстоятельностью. Онъ никогда не ложился спать, не выколотивъ и не расправивъ два или три раза свой матрацъ. Затѣмъ ложился онъ на спину,
