водилось оно! По истинѣ, маркитанты, погонщики и мастеровые разнаго рода научаются какому-нибудь языку, совершенно отличному отъ ихъ роднаго, и усвоиваютъ даже не одинъ языкъ, а два и три,—скорѣе, чѣмъ воспитанники нашихъ школъ, при полнѣйшемъ прилежаніи и съ крайнимъ напряженіемъ, изучаютъ одну латынь. И съ какимъ неравнымъ успѣхомъ! Первые уже черезъ нѣсколько мѣсяцевъ свободно болтаютъ на чужомъ языкѣ; послѣдніе же едва черезъ пятнадцать или двадцать лѣтъ, и то обыкновенно только съ помощью разныхъ пособій—грамматикъ и словарей, могутъ кое-что произнесть по латыни, и то не безъ запинокъ и заиканья. Отъ чего другого можетъ происходить эта крайне вредная потеря времени и труда, какъ не отъ дурной методы?
12. Вотъ что разумно писалъ объ этомъ знаменитый докторъ богословія Эйльгардъ Любинъ, профессоръ Роштокскаго университета: «обыкновенный способъ обученія мальчиковъ въ школахъ кажется мнѣ такимъ, какъ если бы кто-нибудь получилъ порученіе—со всѣмъ прилежаніемъ и трудомъ придумать способъ или планъ, по которому какъ учителя, такъ и ученики могли бы научаться латыни только непомѣрнымъ трудомъ, съ чрезвычайнымъ отвращеніемъ и съ необыкновенными мученіями, и то неиначе, какъ чрезъ очень долгій промежутокъ времени».
И нѣсколько послѣ: «Когда я чаще объ этомъ раздумывалъ,—не однажды, сознаюсь, приходило мнѣ на мысль, что эта метода была введена въ школы злымъ и завистливымъ геніемъ, врагомъ человѣческаго рода». Такъ говорилъ Любинъ, мнѣніе котораго изъ многихъ другихъ свидѣтелей я пожелалъ привести.
13. Впрочемъ, для чего намъ искать свидѣтелей? сколько изъ насъ могутъ служить таковыми! сколько вышло изъ школъ и академій едва осѣненными тѣнью истинной учености! Между многими тысячами я самъ одинъ изъ этихъ несчастныхъ дѣтей, у которыхъ дорогая весна всей жизни, цвѣтущіе годы юности—погибли жалкимъ образомъ въ схоластическомъ педантствѣ. Ахъ, какъ часто, когда мнѣ
