ских и не относится до обреченія ея на жертву богамъ, чему въ народѣ нигдѣ не осталось памяти; обреченная скотина та, которая судьбою обречена на смерть, не живучая, не долговѣчная; это обычное утешеніе и беззаботности, и упрямства, и беспощадности въ бѣдѣ; захилела скотина – покинь ея на волю божію; коли ей жить, то будетъ жива, а коли обречена, то она не животина, не животъ, не добро, не имущество тебѣ. Стараясь объяснять темные пословицы и применять ихъ къ тому бытку, который на сей разъ у насъ передъ глазами, мы иногда далеко сягаемъ и мудримъ, гдѣ ларчикъ открывается просто, безъ потайки. К этому надо прибавить, что у великорусовъ, противно малорусамъ, бытописательной памяти нѣтъ; у нихъ все ограничено насущнымъ и духовнымъ; старина остается въ памяти и передается, поколику она касается житейскаго быта; съ этого, для русскаго, прямой переходъ къ мыслямъ и бесѣдамъ о вѣчности, о богѣ и небесахъ, всѣмъ прочимъ онъ, безъ стороннего влиянія, не займется, развѣ только по особому поводу.
Итакъ, признавая пословицу и поговорку за ходячую монету, очевидно, что надо идти по нихъ туда, гдѣ они ходятъ; и этого убежденія я держался въ теченіе десятковъ лѣтъ, записывая все, что удавалось перехватить на лѣту въ устной бесѣдѣ. Что собрано было напередъ меня, изъ того же источника, то я старался включить, но маловато рылся въ книгахъ и, вѣроятно, много опустилъ. Такъ, напримеръ, я дажѣ не справлялся съ небольшимъ, но весьма добросовестно обработаннымъ сборникомъ Буслаева (Архивъ Калачева, 1854 г.), который впервые увидѣлъ въ Москвѣ въ апрелѣ 1860 года, когда уже половина моего
ских и не относится до обречения ее на жертву богам, чему в народе нигде не осталось памяти; обреченная скотина та, которая судьбою обречена на смерть, не живучая, не долговечная; это обычное утешение и беззаботности, и упрямства, и беспощадности в беде; захилела скотина – покинь ее на волю божию; коли ей жить, то будет жива, а коли обречена, то она не животина, не живот, не добро, не имущество тебе. Стараясь объяснять темные пословицы и применять их к тому бытку, который на сей раз у нас перед глазами, мы иногда далеко сягаем и мудрим, где ларчик открывается просто, без потайки. К этому надо прибавить, что у великорусов, противно малорусам, бытописательной памяти нет; у них все ограничено насущным и духовным; старина остается в памяти и передается, поколику она касается житейского быта; с этого, для русского, прямой переход к мыслям и беседам о вечности, о боге и небесах, всем прочим он, без стороннего влияния, не займется, разве только по особому поводу.
Итак, признавая пословицу и поговорку за ходячую монету, очевидно, что надо идти по них туда, где они ходят; и этого убеждения я держался в течение десятков лет, записывая все, что удавалось перехватить на лету в устной беседе. Что собрано было наперед меня, из того же источника, то я старался включить, но маловато рылся в книгах и, вероятно, много опустил. Так, например, я даже не справлялся с небольшим, но весьма добросовестно обработанным сборником Буслаева (Архив Калачева, 1854 г.), который впервые увидел в Москве в апреле 1860 года, когда уже половина моего
