нибудь, хотя бы мелкой, но самостоятельной и гласной работѣ.
Наступило однако такое время, когда не стало болѣе матеріала — даже и на созидание той или другой мечты, когда не прибывало уже и новых впечатлѣній, которыя бы толкали воображение все въ ту же сторону. Притомъ, время это принесло съ собой и новыя, давно ожиданныя перемѣны, коренное измѣнение въ самомъ общественномъ бытѣ — освобожденіе крестьянъ.
Если жизнь общества сравнить съ игрою, то можно сказать, что наступилъ моментъ, когда карты были вдругъ перетасованы. Произошла сумотоха, замѣшательство, полное диссонансовъ, какъ бываетъ обыкновенно, когда вступаютъ въ борьбу взаимно-противные элементы и матерьяльные интересы, когда появляется в новомъ, еще не урегулированномъ рутиною видѣ, борьба за существованіе, за «твое и мое». Можно съ увѣренностью сказать, что еслибы даже не произошло ошибочное и гибельное по послѣдствiямъ дѣло 1863 года, то жизнь всетаки потекла бы инымъ русломъ и совершился бы поворотъ къ критикѣ, къ позитивизму, распространились бы теоріи преимущественно матеріалистическiя, въ которыхъ была прямая потребность, хотя бы какъ въ силѣ для оплодотворенія вновь — истощенной столь долгимъ временемъ почвы.
Во многихъ отношенияхъ Кондратовичъ стоялъ выше своей эпохи: онъ какъ мы постараемся доказать - былъ по тенденціямъ своимъ усерднымъ и дѣятельнымъ новаторомъ. На немъ поэзия прежней школы уже заканчивала свою эволюцію и возвращалась назадъ, къ источнику, изъ котораго первоначально вышла - къ народу. Съ вершинъ она ниспадала на землю, какъ зрѣлый жолудь, она зарывалась въ почву, чтобы дать начало новому растенію. Но новой школы она вдругъ вызвать не могла. Надо замѣтить, что лично Кондратовичу трудно было найдти подражателей, прелесть его поэзiи заключается не въ высотѣ полета, не въ богатствѣ и разнообразiи сюжетовъ, даже не въ манерѣ и методѣ нѣсни, но въ той личной осо-
