— Какому сироткѣ?
— Да мальчонку французскому.
Разъ Ашанинъ увидалъ Бастрюкова, выпрашивающаго у вѣстовыхъ булки, и, узнавъ въ чемъ дѣло, приказалъ давать Бастрюкову каждый день по булкѣ.
— Спасибо, баринъ! весело благодарилъ старый матросъ. —Сиротка радъ будетъ.
— Почему ты думаешь, что онъ сиротка?
— Безпремѣнно сиротка, увѣренно отвѣчалъ матросъ. — Нешто отецъ съ матерью пустили бы такого мальчонка, да еще такого щупленькаго, на такую жизнь.
И Бастрюковъ былъ нѣсколько разочарованъ, когда Володя, разспросивъ юнгу, узналъ, что отецъ-рыбакъ и мать у него живы и живутъ въ деревнѣ, близъ Лоріана, у берега моря.
— Все равно, въ родѣ быдто сиротки, коли родители его такіе, не могли поберечь сына, замѣтилъ Бастрюковъ, выслушавъ Ашанина.
Когда юнга—его звали Жакомъ — поправился, Бастрюковъ однажды принесъ ему свою собственную тѣльную рубашку, купленную въ Копенгагенѣ и шарфъ.
— Носи, братъ Жака, на здоровье!
Вслѣдъ за тѣмъ онъ снялъ съ его ногъ мѣрку и сталъ ему шить сапоги. «Пригодится, молъ, сироткѣ!»
И теперь, сидя рядомъ съ Жакомъ, Бастрюковъ то и дѣло указывалъ на бакъ со щами и говорилъ:
— Ѣшъ, Жака, ѣшь, сирота.
И находя, что Жакъ ѣстъ не такъ, какъ бы слѣдовало ѣсть здоровому парнишкѣ, Бастрюковъ обратился къ Ковшикову:
— Ты вѣдь, милый человѣкъ, по-ихнему лопотать умѣешь?
— Могу по-малости...
— Такъ спроси Жаку —чего онъ лѣниво щи хлебаетъ? Али не скусны?
