ный нѣсколько разъ напрасно вскакивалъ, оставаясь въ дуракахъ и чувствуя себя сконфуженнымъ передъ зрителями, пока наконецъ не прибѣгнулъ къ хитрости, нѣсколько неожиданнойдля его открытаго и благороднаго характера. Притворившись спящимъ и оставаясь недвижимымъ всѣ нѣсколько минутъ, во время которыхъ обѣ обезьяны самымъ безсовѣстнымъ и наглымъ образомъ теребили его черный пушистый хвостъ и, казалось, совсѣмъ забыли объ осторожности. Умный неожиданно быстрымъ движеніемъ схватилъ Егорушку за шиворотъ и задалъ ему порядочную трепку, заставившуюкричать не только самого Егорушку, но и Соньку, успѣвшую удрать и забраться на бортъ. Великодушно подержавъ Егорушку въ зубахъ, Умный опустилъ его, нагнавъ на него страха. Въ концѣ концовъ впрочемъ состоялось примиреніе, и скоро Умный принялъ участіе въ игрѣ обезьянъ, гоняясь за ними съ веселымъ лаемъ.
Минутъ за пять до восьми часовъ наверхъ вышелъ капитанъ и, привѣтливо пожимая руки офицерамъ въ отвѣтъ на ихъ поклоны, поднялся на мостикъ.
При видѣ капитана старшій офицеръ снялъ, по морскому обычаю, фуражку и раскланялся съ нимъ съ нѣсколько преувеличенною служебного почтительностью морского служаки. Въ ней впрочемъ не было ничего заискивающаго или унизительнаго; этимъ почтительнымъ поклономъ старшій офицеръ не только привѣтствовалъ уважаемаго человѣка, но и чествовалъ въ лицѣ его авторитетъ капитана.
— Добраго утра, Андрей Николаичъ! проговорилъ капитанъ, пожимая руку старшаго офицера. —Добраго здоровья, Василій Васильичъ! привѣтствовалъ онъ мичмана Лопатина, обмѣниваясь съ нимъ рукопожатіемъ. —Что, какъ идемъ? Узловъ восемь? спросилъ капитанъ, взглянувъ за бортъ.
— Восемь съ четвертью, Василій Ѳедорычъ! весело
