въ прапорщики, еще раньше были назначены на другія суда тихо-океанской эскадры.
Капитанъ уже болѣе не спускался внизъ. Онъ простоялъ на мостикѣ всю ночь во время вахтъ Невзорова и Первущина, боясь, какъ бы опять не прозѣвали какого-нибудь маневра «Витязя.
А на «Витязѣ», казалось, все еще не теряли надежды обмануть бдительность «Коршуна» и уйти отъ него. Когда луна скрывалась за облаками и становилось темнѣй, «Витязь» вдругъ дѣлалъ поворотъ и ложился на другой галсъ, то неожиданно спускался на фордевиндъ, то внезапно приводилъ къ вѣтру, —но «Коршунъ» дѣлалъ то же самое и шелъ по пятамъ безпокойнаго адмирала.
Къ разсвѣту, казалось, на «Витязѣ» угомонились, и онъ взялъ курсъ на «Нагасаки».
— Ну теперь «Витязю» ужъ нельзя скрыться! сказалъ капитанъ Лопатину, когда тотъ въ четыре часа утра вступилъ на вахту. — А все-таки вы, Василій Васильичъ, слѣдите въ оба глаза за движеніями адмирала.
— Есть! весело отвѣчалъ Лопатинъ.
— И, смотрите, Василій Васильичъ, не выскочите какъ-нибудь впередъ, если на «Витязѣ» вдругъ убавятъ парусовъ.
— Не прозѣваю, Василій Ѳедорычъ, улыбаясь своею широкою, добродушною улыбкой промолвилъ мичманъ.
— Ну я спать пойду, Безъ особенной надобности не будите.
— Есть!
Капитанъ спустился въ свою каюту, а Лопатинъ, безмятежно проспавшій семь часовъ, сталъ на навѣтренной сторонѣ мостика и, обдуваемый вѣтромъ, то поглядывалъ на надувшіеся паруса, то на «Витязь».
Солнце только что выплыло изъ-за горизонта, переливавшаго золотисто-пурпурными цвѣтами, и, ослѣпительное, медленно поднималось по голубому небосклону, то прячась
