ни, и никто не посмѣлъ прекословить ей. Только Дугитри промолвила рыдая:
— Мама, позволь и мнѣ остаться съ тобой и отцомъ!
— Нѣтъ, моя дорогая дочка,—отвѣтила ей Джани,—ты поѣдешь съ братьями. Твоя жизнь еще вся впереди, и потому ни я, ни отецъ не позволимъ тебѣ остаться здѣсь.
— Да, да!—прибавилъ въ свою очередь Монгъ;—ты должна ѣхать съ братьями. Тебѣ я вручаю драгоцѣнный свитокъ, а братья твои должны, охранять тебя и его.
Съ этими словами онъ передалъ дочери пергаментъ и, перекрестивъ, благословилъ и горячо поцѣловалъ ее, а потомъ и сыновей.
Благословила дѣтей и старая Джани. Опечаленные, со слезами на глазахъ, простились дѣти съ родителями и молча тронулись въ путь. И тѣмъ и другимъ казалось, что они навсегда простились другъ съ другомъ и никогда ужъ болѣе не увидятся. Горько заплакала Дугитри и долго не могла успокоиться, долго оборачивалась назадъ, пока отчій домъ и родительская чета у его воротъ не скрылись за поворотомъ дороги. Вѣрный конь, на которомъ ѣхала дѣвушка, тихимъ, сочувственнымъ ржаніемъ отвѣчалъ на ея рыданія, точно хотѣлъ успокоить свою любимую госпожу.
— Полно, Дугитри!—ласково говорилъ младшій изъ братьевъ, особенно нѣжно любившій сестру.—Богъ посылаетъ намъ тяжелое испытаніе, и мы должны мужественно перенести его. Будемъ надѣяться, что отецъ не обманется въ своихъ ожиданіяхъ, и что все обойдется благополучно.
— Ахъ! я рада бы надѣяться, что бѣда минуетъ,—отвѣчала Дугитри,—рада бы не печалиться. Но что же мнѣ дѣлать съ собой, если слезы сами льются изъ глазъ, а вѣщее сердце болитъ и ноетъ, сулитъ одно горе! Ты видѣлъ, заяцъ перебѣжалъ намъ дорогу; а вонъ падучая звѣзда прокатилась по небу. Ахъ, это все дурныя предзнаменованія!
Дѣвушка умолкла. Молчали братья; молчалъ и засыпавшій лѣсъ. Только топотъ коней нарушалъ тишину, да какія-то ночныя птицы протяжно и зловѣще перекликались въ глубинѣ лѣса.
ни, и никто не посмел прекословить ей. Только Дугитри промолвила рыдая:
— Мама, позволь и мне остаться с тобой и отцом!
— Нет, моя дорогая дочка, — ответила ей Джани, — ты поедешь с братьями. Твоя жизнь еще вся впереди, и потому ни я, ни отец не позволим тебе остаться здесь.
— Да, да! — прибавил в свою очередь Монг; — ты должна ехать с братьями. Тебе я вручаю драгоценный свиток, а братья твои должны, охранять тебя и его.
С этими словами он передал дочери пергамент и, перекрестив, благословил и горячо поцеловал ее, а потом и сыновей.
Благословила детей и старая Джани. Опечаленные, со слезами на глазах, простились дети с родителями и молча тронулись в путь. И тем и другим казалось, что они навсегда простились друг с другом и никогда уж более не увидятся. Горько заплакала Дугитри и долго не могла успокоиться, долго оборачивалась назад, пока отчий дом и родительская чета у его ворот не скрылись за поворотом дороги. Верный конь, на котором ехала девушка, тихим, сочувственным ржанием отвечал на её рыдания, точно хотел успокоить свою любимую госпожу.
— Полно, Дугитри! — ласково говорил младший из братьев, особенно нежно любивший сестру. — Бог посылает нам тяжелое испытание, и мы должны мужественно перенести его. Будем надеяться, что отец не обманется в своих ожиданиях, и что всё обойдется благополучно.
— Ах! я рада бы надеяться, что беда минует, — отвечала Дугитри, — рада бы не печалиться. Но что же мне делать с собой, если слезы сами льются из глаз, а вещее сердце болит и ноет, сулит одно горе! Ты видел, заяц перебежал нам дорогу; а вон падучая звезда прокатилась по небу. Ах, это всё дурные предзнаменования!
Девушка умолкла. Молчали братья; молчал и засыпавший лес. Только топот коней нарушал тишину, да какие-то ночные птицы протяжно и зловеще перекликались в глубине леса.
