разъясненію и подтвержденію этого изложенія, которое само по себѣ достаточно, сколько считаться вызванными тѣми представленіями и размышленіями, которыя могутъ предварительно встрѣтиться намъ на пути; хотя, конечно, какъ всѣ прочіе предварительные предразсудки, они находятъ разрѣшеніе въ самой наукѣ, и потому здѣсь собственно, самое большее, лишь терпимы.
То мнѣніе, что абсолютно истинное должно быть результатомъ, и наоборотъ, что результатъ предполагаетъ нѣкоторую первую истину, но что она, поскольку первая, съ объективной точки зрѣнія не необходима, а со стороны объективной не есть познаніе, — въ повое время привело къ мысли, что философія можетъ начийаться лишь съ гипотетически и проблематически истиннаго, и что поэтому философствованіе можетъ быть лишь исканіемъ; мнѣніе, которое неоднократно проводилъ Рейнгольдъ въ послѣдній періодъ своего философствованія, и которому нельзя отказать въ той мѣрѣ справедливости, что въ основѣ его лежитъ истинный интересъ, касающійся умозрительной природы философскаго начала. Разборъ этого взгляда является, вмѣстѣ съ тѣмъ, поводомъ предварительно разсмотрѣть смыслъ логическаго развитія вообще, такъ какъ этотъ взглядъ включаетъ въ себя соображеніе о такомъ развитіи. И именно онъ представляетъ себѣ это развитіе такъ, что движеніе философствованія есть скорѣе возвращеніе назадъ и обоснованіе, чрезъ которое обнаруживается, что то, съ чего мы начинаемъ, не есть нѣчто взятое произвольно, но въ дѣйствительности отчасти истинное, отчасти первое истинное.
Слѣдуетъ признать весьма существеннымъ то соображеніе — которое ближе выяснится въ самой логикѣ, — что движеніе (философствованія) впередъ есть возвращеніе къ основанію, къ тому первоначальному и истинному, отъ котораго зависитъ и которымъ на самомъ дѣлѣ производится то, съ чего мы начинаемъ. Такъ, напримѣръ, сознаніе въ своемъ движеніи отъ непосредственности, съ которой оно начинаетъ, приводится къ абсолютному знанію, какъ своей внутреннѣйшей истинѣ. Это послѣднее основаніе есть, стало быть, также то, изъ чего происходитъ первое, являющееся первоначально, какъ непосредственное; такъ, въ еще большей мѣрѣ, абсолютный духъ, оказывающійся конкретною и послѣднею высшею истиною всякаго бытія, познается, какъ свободно противополагающійся себѣ въ концѣ развитія въ образѣ непосредственнаго бытія, — опредѣляющій себя къ созданію міра, содержащій въ себѣ все то, что было дано въ развитіи, предшествовавшемъ этому результату; и чрезъ это превращенное положеніе онъ превращается вмѣстѣ со своимъ началомъ въ нѣчто зависящее отъ результата, какъ отъ принципа. Существенное для науки состоитъ не столько въ томъ, чтобы началомъ служило нѣчто чистонепосредственное, сколько въ томъ, чтобы цѣлое образовало въ себѣ кругъ, въ которомъ первое есть также и послѣднее, а послѣднее есть также и первое.
Поэтому, съ другой стороны, оказывается столь же необходимымъ считать результатомъ то, къ чему возвращается развитіе, какъ къ своему основанію. Съ этой точки зрѣнія первое есть столько же основаніе, а послѣднее — выводъ изъ него; ибо поскольку мы исходимъ отъ перваго и черезъ правильныя заключенія приходимъ къ послѣднему, какъ къ основанію, это послѣднее есть
разъяснению и подтверждению этого изложения, которое само по себе достаточно, сколько считаться вызванными теми представлениями и размышлениями, которые могут предварительно встретиться нам на пути; хотя, конечно, как все прочие предварительные предрассудки, они находят разрешение в самой науке, и потому здесь собственно, самое большее, лишь терпимы.
То мнение, что абсолютно истинное должно быть результатом, и наоборот, что результат предполагает некоторую первую истину, но что она, поскольку первая, с объективной точки зрения не необходима, а со стороны объективной не есть познание, — в повое время привело к мысли, что философия может начийаться лишь с гипотетически и проблематически истинного, и что поэтому философствование может быть лишь исканием; мнение, которое неоднократно проводил Рейнгольд в последний период своего философствования, и которому нельзя отказать в той мере справедливости, что в основе его лежит истинный интерес, касающийся умозрительной природы философского начала. Разбор этого взгляда является, вместе с тем, поводом предварительно рассмотреть смысл логического развития вообще, так как этот взгляд включает в себя соображение о таком развитии. И именно он представляет себе это развитие так, что движение философствования есть скорее возвращение назад и обоснование, чрез которое обнаруживается, что то, с чего мы начинаем, не есть нечто взятое произвольно, но в действительности отчасти истинное, отчасти первое истинное.
Следует признать весьма существенным то соображение — которое ближе выяснится в самой логике, — что движение (философствования) вперед есть возвращение к основанию, к тому первоначальному и истинному, от которого зависит и которым на самом деле производится то, с чего мы начинаем. Так, например, сознание в своем движении от непосредственности, с которой оно начинает, приводится к абсолютному знанию, как своей внутреннейшей истине. Это последнее основание есть, стало быть, также то, из чего происходит первое, являющееся первоначально, как непосредственное; так, в еще большей мере, абсолютный дух, оказывающийся конкретною и последнею высшею истиною всякого бытия, познается, как свободно противополагающийся себе в конце развития в образе непосредственного бытия, — определяющий себя к созданию мира, содержащий в себе всё то, что было дано в развитии, предшествовавшем этому результату; и чрез это превращенное положение он превращается вместе со своим началом в нечто зависящее от результата, как от принципа. Существенное для науки состоит не столько в том, чтобы началом служило нечто чистонепосредственное, сколько в том, чтобы целое образовало в себе круг, в котором первое есть также и последнее, а последнее есть также и первое.
Поэтому, с другой стороны, оказывается столь же необходимым считать результатом то, к чему возвращается развитие, как к своему основанию. С этой точки зрения первое есть столько же основание, а последнее — вывод из него; ибо поскольку мы исходим от первого и через правильные заключения приходим к последнему, как к основанию, это последнее есть
