Мы не можемъ имѣть намѣренія дать всесторонній отпоръ тѣмъ смѣшеніямъ понятій, въ которыя впадаетъ обычное сознаніе, когда оно имѣетъ дѣло съ такими логическими положеніями, такъ какъ эти смѣшенія неисчислимы. Можно упомянуть лишь о нѣкоторыхъ изъ нихъ. Основаніемъ этихъ смѣшеній служитъ то, что сознаніе привноситъ въ такія отвлеченныя логическія положенія представленія о нѣкоторомъ конкретномъ нѣчто и забываетъ, что рѣчь идетъ не о немъ, а лишь о чистыхъ отвлеченностяхъ бытія и ничто, и что слѣдуетъ твердо держаться лишь однихъ послѣднихъ.
Бытіе и небытіе есть одно и то же; поэтому выходитъ, что все равно, существую я или нѣтъ, существуетъ или нѣтъ этотъ домъ, принадлежатъ или нѣтъ къ моему имущественному состоянію эти сто талеровъ. Такой выводъ или такое примѣненіе этого положенія совершенно измѣняетъ его смыслъ. Въ положенія содержатся чистыя отвлеченности бытія и ничто; приложеніе же дѣлаетъ изъ нихъ опредѣленное бытіе и опредѣленное ничто. Но объ опредѣленномъ бытіи, какъ сказано, здѣсь нѣтъ рѣчи. Опредѣленное, конечное бытіе есть такое, которое относится къ чему-либо другому; это есть содержаніе, которое находится въ отношеніи необходимости къ другому содержанію, ко всему міру. Въ отношеніи къ взаимноопредѣляющейся связи цѣлаго метафизика въ правѣ сдѣлать утвержденіе — въ сущности тожесловное, — что, если будетъ разрушена одна пылинка, то разрушится вся вселенная. Въ тѣхъ примѣрахъ, которые приводятся противъ разсматриваемаго теперь положенія, признается не безразличнымъ, есть или нѣтъ нѣчто, не ради его бытія или небытія, но ради его содержанія, связывающаго его съ другимъ нѣчто. Если предполагается опредѣленное содержаніе, нѣкоторое опредѣленное существованіе, то это существованіе, какъ опредѣленное, находится въ разнообразной связи съ другимъ содержаніемъ; для него не безразлично, есть или нѣтъ извѣстное другое содержаніе, съ которымъ оно находится въ отношеніи; потому что лишь чрезъ такое соотношеніе оно есть собственно то, что оно есть. То же самое справедливо о представленіяхъ (поскольку небытіе въ болѣе опредѣленномъ смыслѣ приписывается представленію въ противоположность дѣйствительности), въ связи которыхъ не безразлично бытіе или отсутствіе нѣкотораго содержанія, представляемаго, какъ опредѣленное, въ связи съ другимъ.
Въ этомъ соображеніи содержится то же самое, что составляетъ одинъ изъ главныхъ моментовъ въ кантовой критикѣ онтологическаго доказательства бытія Бога, о которой здѣсь, впрочемъ, упоминается лишь въ отношеніи встрѣчающагося въ ней различія бытія и ничто вообще отъ опредѣленныхъ бытія и небытія. Какъ извѣстно, въ этомъ такъ называемомъ доказательствѣ предполагается понятіе существа, которому присуща всякая реальность, стало быть, и существованіе, признаваемое также за одну изъ реальностей. Кантова критика напираетъ главпымъ образомъ на то, что существованіе или бытіе (считаемыя тутъ за однозначущія) не есть качество или реальный предикатъ, т.-е. не есть понятіе чего-либо, что можетъ быть присоединено къ понятію вещи *). Кантъ хочетъ этимъ сказать, что бытіе не есть опредѣленіе
’) Kants Kritik der г. Vern. 2-te Aufl. стр. 628 и сл.
Мы не можем иметь намерения дать всесторонний отпор тем смешениям понятий, в которые впадает обычное сознание, когда оно имеет дело с такими логическими положениями, так как эти смешения неисчислимы. Можно упомянуть лишь о некоторых из них. Основанием этих смешений служит то, что сознание привносит в такие отвлеченные логические положения представления о некотором конкретном нечто и забывает, что речь идет не о нём, а лишь о чистых отвлеченностях бытия и ничто, и что следует твердо держаться лишь одних последних.
Бытие и небытие есть одно и то же; поэтому выходит, что всё равно, существую я или нет, существует или нет этот дом, принадлежат или нет к моему имущественному состоянию эти сто талеров. Такой вывод или такое применение этого положения совершенно изменяет его смысл. В положения содержатся чистые отвлеченности бытия и ничто; приложение же делает из них определенное бытие и определенное ничто. Но об определенном бытии, как сказано, здесь нет речи. Определенное, конечное бытие есть такое, которое относится к чему-либо другому; это есть содержание, которое находится в отношении необходимости к другому содержанию, ко всему миру. В отношении к взаимноопределяющейся связи целого метафизика в праве сделать утверждение — в сущности тожесловное, — что, если будет разрушена одна пылинка, то разрушится вся вселенная. В тех примерах, которые приводятся против рассматриваемого теперь положения, признается не безразличным, есть или нет нечто, не ради его бытия или небытия, но ради его содержания, связывающего его с другим нечто. Если предполагается определенное содержание, некоторое определенное существование, то это существование, как определенное, находится в разнообразной связи с другим содержанием; для него не безразлично, есть или нет известное другое содержание, с которым оно находится в отношении; потому что лишь чрез такое соотношение оно есть собственно то, что оно есть. То же самое справедливо о представлениях (поскольку небытие в более определенном смысле приписывается представлению в противоположность действительности), в связи которых не безразлично бытие или отсутствие некоторого содержания, представляемого, как определенное, в связи с другим.
В этом соображении содержится то же самое, что составляет один из главных моментов в кантовой критике онтологического доказательства бытия Бога, о которой здесь, впрочем, упоминается лишь в отношении встречающегося в ней различия бытия и ничто вообще от определенных бытия и небытия. Как известно, в этом так называемом доказательстве предполагается понятие существа, которому присуща всякая реальность, стало быть, и существование, признаваемое также за одну из реальностей. Кантова критика напирает главпым образом на то, что существование или бытие (считаемые тут за однозначущие) не есть качество или реальный предикат, т. е. не есть понятие чего-либо, что может быть присоединено к понятию вещи *). Кант хочет этим сказать, что бытие не есть определение
’) Kants Kritik der г. Vern. 2-te Aufl. стр. 628 и сл.
