Посредствомъ хитрости, онъ бѣгствомъ спасся. Сынъ
Отвѣтитъ за отца. Пока живёмъ мы въ мірѣ,
Отмстить я поклялся. Держись теперь, Сигвинъ.»
«И съ этимъ словомъ онъ, копьё склонивъ отвѣсно,
Помчался на меня, какъ буря. Неизвѣстно,
Какъ отклонить копьё его мнѣ удалось,
Но руку обернувъ плащомъ своимъ дорожнымъ,
Чтобъ мигомъ кончить бой съ обидчикомъ ничтожнымъ,
Я рукояткою меча ему нанёсъ
По правому виску такой ударъ, что разомъ
Изъ тѣла вышибъ духъ: онъ не мигнулъ и глазомъ.
«Ну, словомъ, онъ упалъ, чтобъ не подняться вновь.
Въ то время всадники изъ рощи появились.
Хоть много было ихъ, но отплатить за кровь
Убитаго они въ смущеньи не рѣшились.
Пока Жерару мы подняться помогли,
Слѣдили всадники за нами и вдали
Отъѣзда нашего они какъ-будто ждали;
Потомъ трупъ подняли и быстро ускакали.
«Не зная, сколько я предъ Карломъ виноватъ,
Я ѣхалъ далѣе спокойно, беззаботно.
Вотъ и конецъ пути. Изъ Сенъ-Дени аббатъ,
Мой дядя, мудрый мужъ, меня взялся охотно
Представить ко двору. Карлъ принялъ сносно насъ.
Казалось, хорошо до-этихъ-поръ шло дѣло;
Но только мы за столъ хотѣли сѣсть, въ тотъ часъ
Фонъ-Гогенблатъ къ крыльцу подвёзъ Шарлота тѣло.
«Въ одеждѣ траурной двѣнадцать мрачныхъ слугъ
Парадной лѣстницей тихонько поднимались
И въ залу шли; тогда стихъ говоръ общій вдругъ;
Все двери настежь. Вотъ носилки показались,
Обвитыя кругомъ кровавой пеленой.
Дворъ въ ужасѣ стоялъ, теряя умъ и голосъ.
Карлъ поблѣднѣлъ. У всѣхъ поднялся дыбомъ волосъ —
О разразился громъ какъ-будто надо мной.
«Надъ трупомъ приподнявъ покровъ окровавлённый,
Сталъ Карлу говорить коварный Амори:
«Вотъ здѣсь твой мертвый сынъ, a это вотъ смотри —
Его убійца злой, дрожащій и смущённый!
О, горе, что къ нему я поздно подскакалъ!
Не поединокъ былъ, не бой y нихъ открытый:
Отъ рыцарской руки не рыцарски принцъ палъ,
Но палъ, изъ-за угла предателемъ убитый.»
«Хоть сыномъ рѣдко былъ доволенъ властелинъ,
Всё жь онъ былъ сынъ его, хоть и негодный сынъ:
Въ нёмъ кровь его текла. Карлъ, онѣмѣвъ сначала,
Вдругъ съ воплемъ «милый сынъ!» упалъ на хладный трупъ
И слился съ нимъ въ тоскѣ, не отрывая губъ.
Тотъ страшный вопль отца, какъ бы ударъ кинжала,
Меня пронзилъ. Въ тотъ мигъ — повергнутъ точно въ адъ —
Чтобъ принцу жизнь вернуть, я умереть былъ радъ.
«Я молвилъ: «Государь, за это преступленье
Меня не обвиняй. Себя онъ выдавалъ
За сына герцога Арденскаго: онъ лгалъ!
Клянусь, онъ вывелъ бы святого изъ терпѣнья!
Избивши мальчика напрасно, какъ наглецъ,
И моего отца покойнаго позоря,
Онъ на меня напалъ внезапно наконецъ.
Я ль уступить ему обязанъ былъ, не споря?»
«Злодѣй!» воскликнулъ Карлъ, мою прервавши рѣчь,
Причёмъ глаза его какъ уголья сверкали.
Затѣмъ онъ выхватилъ y щитоносца мечъ
И, если бы руки его не удержали,
Меня бы въ бѣшенствѣ онъ прокололъ насквозь.
Но тутъ всё рыцарство мгновенно поднялось,
Сверкнули вкругъ мечи, какъ молніи въ тьмѣ ночи,
И кровожадностью y всѣхъ зажглися очи.
«Треща, дрожитъ помостъ, оконницы звонятъ
И по палатѣ громъ какъ-будто прокатился.
«Измѣна!» слышенъ крикъ: «насъ убивать хотятъ!»
И голосъ рыцарей въ ревъ общій обратился.
Грозитъ, толкается ихъ шумная орда.
Старикъ-аббатъ, безстрастно-хладнокровный
(Знать Бенедиктъ святой хранилъ его), тогда
Напомнилъ наконецъ толпѣ свой санъ духовный.
Страница:Гербель Н.В. Немецкие поэты в биографиях и образцах (1877).pdf/111
Эта страница не была вычитана
79
ВИЛАНДЪ.
