И первая — завѣтная — раскрыта.
Двѣнадцать дѣвушекъ увидѣлъ онъ
У прялокъ золотыхъ и веретенъ,
Любовь и ласка въ ихъ глазахъ разлита,
И солнце сквозь узорное стекло
Ихъ пестрыми сіяньями зажгло.
И голоса, какъ прялки, зажужжали:
Жалѣемъ мы и жалостью томимъ.
Заворожимъ, залечимъ, утолимъ —
И позабудешь ты о каждомъ жалѣ.
Мы желтый ленъ волосъ твоихъ расчешемъ,
И ты уйдешь безстрашенъ и утѣшенъ,
Мы слухъ твой очаруемъ сказкой древней
О королѣ въ таинственномъ вѣнкѣ,
О бьющемся въ лазури мотылькѣ,
О золотомъ ручьѣ и о царевнѣ,
Прольемъ въ тебя, какъ золотой туманъ,
Какъ зелье, нѣжащій самообманъ.
Взойдетъ луна въ блаженствѣ и безсильѣ,
И мы ласкаемъ тишиной луны,
Невѣчной сладостью окрылены.
И тонки наши золотыя крылья,
И звонъ ихъ нѣженъ — словно прозвенѣли
Двѣнадцать очарованныхъ свирѣлей.
И первая — заветная — раскрыта.
Двенадцать девушек увидел он
У прялок золотых и веретен,
Любовь и ласка в их глазах разлита,
И солнце сквозь узорное стекло
Их пестрыми сияньями зажгло.
И голоса, как прялки, зажужжали:
Жалеем мы и жалостью томим.
Заворожим, залечим, утолим —
И позабудешь ты о каждом жале.
Мы желтый лен волос твоих расчешем,
И ты уйдешь бесстрашен и утешен,
Мы слух твой очаруем сказкой древней
О короле в таинственном венке,
О бьющемся в лазури мотыльке,
О золотом ручье и о царевне,
Прольем в тебя, как золотой туман,
Как зелье, нежащий самообман.
Взойдет луна в блаженстве и бессилье,
И мы ласкаем тишиной луны,
Невечной сладостью окрылены.
И тонки наши золотые крылья,
И звон их нежен — словно прозвенели
Двенадцать очарованных свирелей.
