уже съ нимъ за столъ, чтобъ поужинать, какъ вдругъ Пьетро крикнулъ у воротъ, чтобы ему отворили. Какъ услыхала это жена, такъ вся и обомлѣла; желая получше спрятать юношу, она толкнула его въ чуланъ, сосѣдній съ комнатой, гдѣ они ужинали, и предложила сѣсть подъ корзинку отъ цыплятъ, прикрывъ ее сверху чехломъ отъ матраца, который въ этотъ день вынула. Устроивъ все это, дама велѣла скорѣе отворять мужу. Едва онъ вошелъ въ комнату, какъ она сказала:
— Скоро же вы уплели ужинъ!
— Мы его и не пробовали, — возразилъ Пьетро.
— Какъ такъ? — спросила жена.
— А вотъ какъ: мы сѣли ужь было за столъ; Эрколане, его жена и я, какъ вдругъ услыхали, что кто-то подлѣ насъ чихнулъ. Мы не обратили на это вниманія ни въ первый разъ, ни во второй, но затѣмъ «кто-то» чихнулъ еще въ третій разъ, въ четвертый, въ пятый, и не вѣстъ, сколько еще разъ. Всѣхъ это удивило, а Эрколане, разсердившись на жену, что она, не отворяя, заставила его долго прождать у воротъ, разсвирѣпѣвши порядкомъ, крикнулъ: «Что это значитъ? Кто тамъ чихаетъ?»
«Вставъ изъ-за стола, Эрколане пошелъ къ крыльцу, которое было довольно близко, а подъ нимъ, въ самомъ низу была устроена кладовка, чтобы прятать тамъ, что хочется, какъ это у насъ дѣлаютъ постоянно, когда строютъ дома. Ему показалось, что отсюда слышится чиханіе, и онъ открылъ дверку въ кладовку; но едва успѣлъ онъ ее отпереть, какъ оттуда понесло сѣрой. Впрочемъ, и раньше мы чуяли сѣрный духъ и жаловались на это, но жена Эрколане отвѣтила: «Это я сегодня бѣлила свои занавѣси сѣрой, а потомъ поставила подъ этой лѣстницей котелокъ и развѣсила ихъ надъ нимъ, чтобъ распарились; оттого вотъ и тянетъ оттуда». Когда же Эрколане отперъ двери и дымъ немного разсѣялся, онъ заглянулъ внутрь и увидѣлъ чихавшаго; пока онъ чихалъ, ему такъ сдавило грудь сѣрнымъ духомъ, что еще немного, и онъ избавился бы и отъ чиханья, и отъ всего на свѣтѣ. Увидѣвъ его, Эрколане заоралъ: «Теперь я, голубушка, вижу, почему ты, когда мы пришли, держала насъ у воротъ столько времени, не отпирая намъ! Но пусть я не увижу радости, если не отплачу тебѣ за это!» Послѣ такихъ словъ, жена, видя, что грѣхъ ея обнаруженъ, не прибѣгая ни къ какимъ оправданіямъ, выскочила изъ-за стола и юркнула, не знаю куда; Эрколане и не замѣтилъ, что жена убѣжала, и все твердилъ чихавшему, чтобы онъ вылѣзъ оттуда, но тотъ былъ не въ силахъ и, что ни говорилъ Эрколане, не двигался. Тогда взялъ Эрколане его за ногу и вытащилъ во дворъ, а потомъ побѣжалъ за ножемъ, чтобъ зарѣзать; но тутъ ужь я, чтобы и мнѣ не пришлось отвѣчать, вмѣшался и не позволилъ Эрколане ни убить его, ни причинить вреда; я даже защищалъ его и кричалъ такъ, что сбѣжалось не мало сосѣдей; взяли молодца, а онъ ужь совсѣмъ раскисъ, и потащили его отъ дому, не знаю куда. Такимъ манеромъ нашъ ужинъ вовсе разстроился, и я не только не уплелъ его, но даже и не попробовалъ».
Услыхавъ о такомъ происшествіи, дама убѣдилась, что есть и другія такія же умныя, какъ она, хотя иной разъ съ ними и случаются невзгоды. Она охотно защитила бы жену Эрколане, но такъ какъ, порицая чужіе грѣхи, она, казалось, можетъ дать больше простора своимъ, то и начала говорить такимъ образомъ:
— Вотъ это прекрасно! Ужь вѣрно, она святая и добродѣтельная дама. Клянусь честью, что я исповѣдывалась бы у ней, если бы она
