была духовной особой; вдобавокъ, она вѣдь теперь ужь старуха и хорошій примѣръ подаетъ молодымъ; да будетъ проклятъ тотъ часъ, когда она на свѣтъ появилась, проклята и она сама, ведущая такую жизнь! Должно быть, это вѣроломнѣйшая и преступнѣйшая изъ женщинъ, вѣчный стыдъ и поношеніе всѣхъ жительницъ здѣшняго города, забывъ о своей добродѣтели и вѣрности, обѣщанной мужу, и о людской молвѣ, она не постыдилась опозорить ради другого мужчины такого прекраснаго человѣка и почтеннаго гражданина, который такъ хорошо съ нею обращался; да и себя опозорила вмѣстѣ съ нимъ. Упаси меня, Боже, чтобы я имѣла жалость къ такого рода женщинамъ; ихъ слѣдовало бы убивать; ихъ надо живьемъ бросать въ огонь и сжигать до тла!
Всномиивъ затѣмъ о своемъ возлюбленномъ, который былъ около нея довольно близко, подъ корзиной, она начала уговаривать Пьетро, чтобы онъ шелъ спать, такъ какъ было поздно. Но Пьетро, которому больше хотѣлось ѣсть, чѣмъ спать, спросилъ, не осталось ли чего-нибудь отъ ужина.
— Отъ ужина чего-нибудь? Да, мы очень привыкли ужинать, когда тебя нѣтъ дома! Ты думаешь, я жена Эрколане? Ну, что жь не идешь? Спи ужь сегодня, это будетъ всего лучше!
Между тѣмъ случилось, что вечеромъ вернулось нѣсколько работниковъ Пьетро съ разными вещами изъ города и поставили своихъ ословъ, не напоивъ ихъ, въ маленькое стойло, примыкавшее къ чулану. Одинъ изъ ословъ, чувствуя ужасную жажду, выпуталъ голову изъ повода, вышелъ изъ стойла и началъ бродить, разнюхивая всюду, не найдется ли гдѣ-нибудь воды. Ходя такимъ образомъ, онъ случайно набрелъ на корзину, подъ которой скрывался юноша. Тотъ долженъ былъ стоять на четверенькахъ, а потому немного растопырилъ изъ подъ корзины пальцы одной руки, и такое ужь было его счастье, — то есть несчастье, хочу я сказать, — что оселъ этотъ наступилъ на его пальцы ногой. Почувствовавъ нестерпимую боль, юноша заоралъ во всю мочь. Услыхавъ это, Пьетро изумился и сообразилъ, что кричатъ, должно быть, въ его домѣ. Выйдя, поэтому, изъ комнаты и слыша, что тотъ все охаетъ, такъ какъ оселъ не сдвинулъ ноги съ его пальцевъ, а еще все крѣпче давилъ ихъ, Пьетро спросилъ: — Кто тамъ?
Подбѣжавъ къ корзинѣ и поднявъ ее, онъ увидалъ юношу, который, помимо боли, испытываемой отъ прищемленныхъ осломъ пальцевъ, дрожалъ еще весь отъ страха, чтобы Пьетро не сдѣлалъ ему чего-нибудь худого. Тотъ узналъ его и спросилъ:
— Что ты здѣсь дѣлаешь?
Юноша не отвѣчалъ на это, а заклиналъ лишь Богомъ не дѣлать ему зла. Пьетро сказалъ на это:
— Вставай, не бойся, я не сдѣлаю тебѣ ничего худого. Скажи только, какъ ты попалъ сюда и зачѣмъ?
Юноша объяснилъ ему все. Пьетро, не менѣе радуясь, что нашелъ его, чѣмъ супруга печалилась, взялъ его за руку и повелъ за собою въ комнату, въ которой жена ожидала его въ сильнѣйшей тревогѣ.
Тутъ Пьетро сѣлъ противъ нея и сказалъ ей:
— Вотъ ты проклинала такъ недавно жену Эрколане, говорила, что ее надо сжечь, что она позоръ для всѣхъ васъ; почему же ты про себя не сказала того же самаго? Или, если ты не хотѣла говорить о себѣ, какъ у тебя хватило духу бранить ее, зная, что ты сама то же сдѣлала,
