и взгдядывалъ на меня, былъ положительно кровожадный. Я боялся повернуться къ нему спиною и, когда нужно было выходить изъ кухни, я пятился спиной — къ большому удовольствію охотниковъ и матросовъ, которые собирались группами у кухни, чтобы видѣть, какъ я выкожу. Напряженіе было слишкомъ велико. Иной разъ мнѣ казалось, что я и самъ тоже сойду съ ума. Вѣдь каждый часъ, каждую минуту моя жизнь находилась въ опасности. Но никто не высказалъ мнѣ ни малѣйшаго сочувствія и не пришелъ мнѣ на помощь. Иногда я думалъ обратиться къ великодушію Волка Ларсена, но когда я представлялъ себѣ его дьявольскую усмѣшку, то всякое желаніе говорить съ нимъ исчезало. Иногда я серьезно подумывалъ о самоубійствѣ и потребовалась вся сила моей жизнерадостной философіи, чтобы удержать меня отъ намѣренія прыгнуть за бортъ…
Нѣсколько разъ Волкъ Ларсенъ пытался вовлечь меня въ разговоръ, но я отдѣлывался краткими отвѣтами и всячески избѣгалъ его. Въ концѣ концовъ, онъ приказалъ мнѣ снова занять мое мѣсто за столомъ въ каютъ-компаніи и предоставить свою работу коку. Тогда я ему откровенно разсказалъ, что мнѣ гприходится терпѣть отъ Томаса Могриджа за тѣ три дня, когда онъ выказывалъ мнѣ расположеніе.
— Значитъ вы его боитесь, а? — насмѣшливо засмѣялся онъ.
— Да, — признался я, — боюсь.
— Вотъ такіе какъ вы, всегда такъ, — вскри-
