ленькую біографическую замѣтку о ней и сказалъ себѣ: «она родилась въ Кембриджѣ и ей двадцать семь лѣтъ». Но свободна ли она? Мое сердце вдругъ сжалось отъ совершенно новаго для меня чувства — ревности и у меня ужъ больше не было никакихъ сомнѣній: да, я дѣйствитепьно влюбленъ. И женщина, которую я люблю — Модъ Брюстеръ!
Затѣмъ на меня снова напало сомнѣніе. Не потому, что я боялся любви, или не хотѣяъ ея. Наоборотъ, я быль большимъ идеалистомъ, и по моей философіи любовь была цѣлью и вершиной существованія, самой высшей радостью и счастьемъ въ жизни чеповѣка, и ее слѣдовало привѣтствовать и открывать для нея свое сердце. Но теперь, когда она пришла, я не могъ повѣрить. Неужели и мнѣ дано такое счастье? Это было слишкомъ, слишкомъ хорошо, чтобы быть правдой. Я давно рѣшилъ, что это величайшее счастье не для меня, и поэтому, хотя я быль всегда окруженъ женщинами, я привыкъ смотрѣть на нихъ только съ эстетической точки зрѣнія. Временами я смотрѣлъ на себя, какъ на человѣка, который находится внѣ сферы любви, какъ на монаха, недоступнаго для страстей, которыя я такъ хорошо видѣлъ и понималъ въ другихъ. И теперь страсть пришла и ко мнѣ, пришла тогда, когда я не мечталъ о ней и не звалъ ее. Въ состояніи, близкомъ къ экстазу, я оставилъ свой постъ у входа на шканцы и пошелъ по палубѣ, бормоча прекрасные стихи Браунинга, ослѣпленный, ничего не замѣчая вокругъ себя. Рѣзкій голосъ Волка Ларсена вывелъ меня изъ задумчивости.
