— Къ счастью у него нѣтъ прожектора, — сказалъ Волкъ Ларсенъ.
— А что, если бы я громко закричалъ? — спросилъ я шопотомъ.
— Тогда все было бы кончено, — отвѣтилъ онъ, — Но вы подумали ли, что случилось бы тотчасъ же съ вами?
Прежде чѣмъ я успѣлъ что-нибудь отвѣтить, онъ схватилъ меня за горло своей горильей рукой и сдѣлалъ движеніе, которое, если бы онъ сдѣладъ его посильнѣе, несомнѣнно, сломало бы мнѣ шею. Затѣмъ онъ отпустилъ меня, и мы продолжали смотрѣть на огни Македоніи.
— А что, если бы я громко закричала? — спросила Модъ.
— Я васъ слишкомъ люблю, чтобы причинить вамъ боль, — сказалъ онъ мягко… Нѣтъ, мало сказать мягко, въ его голосѣ звучала такая ласка и нѣжность, что я весь задрожалъ. — Но все же не дѣлайте этого, потому что я тотчасъ же сломаю шею мистеру Ванъ-Вейдену.
— Въ такомъ случаѣ я ей разрѣшаю закричать, — сказалъ я съ презрѣніемъ.
— Я сомнѣваюсь, чтобы вы рѣшились пожертвовать жизнью великаго мастера американской литературы, — сказалъ онъ съ насмѣшкой.
Мы замолчали, хотя мы такъ уже привыкли другъ къ другу, что въ этомъ молчаніи не было никакой неловкости; когда красные и бѣлые огни исчезли, мы вернулись въ каюту и снова принялись за прерванный ужинъ.
Они продолжали свой споръ о любви и цитиро-
