Но лгалъ я не изъ страха, ибо я не чувствовалъ его, хотя и былъ увѣренъ, что мы погибнемъ въ кипящемъ прибоѣ среди скалъ, къ которымъ мы быстро приближались. Поставить парусъ и удалиться отъ этого опаснаго берега было невозможно, потому что вѣтеръ перевернулъ бы лодку, а волны тотчасъ же захлеснули бы ее; къ тому же и парусъ и мачты волочились за нами въ видѣ штормового якоря.
Какъ я уже сказалъ, я не боялся умереть самъ, но меня охватывалъ ужасъ при мысли, что должна умереть Модъ. Я представлялъ ее себѣ разбитой о камни и цѣпенѣлъ отъ ужаса. Я заставлялъ себя думать, что мы можемъ благополучно высадиться и говорилъ не то, что думалъ, а то, чему мнѣ такъ хотѣлось вѣрить.
У меня явилась даже дикая мысль схватить Модъ въ объятія и броситься съ нею за бортъ. Но это продолжалось только одно мгновеніе; я рѣшилъ подождать, и въ послѣдній моментъ, когда намъ ничего не останется, взять ее на руки, сказать ей о своей любви и затѣмъ, не выпуская изъ объятій, кинуться въ волны и умереть.
Мы инстинктивно прижались другъ къ другу на днѣ лодки. Я почувствовалъ ея руку въ своей и, не говоря ни слова, мы стали ожидать конца. Мы были уже недалеко отъ мыса, и я надѣялся, что какое-нибудь теченiе пронесетъ насъ мимо него.
— Мы должны выбраться на берегъ, — сказалъ я съ увѣренностью, которая, однако, не обманывала никого изъ насъ.
— Мы выберемся, чортъ возьми! — закричалъ я, спустя нѣсколько минуть.
