совершенно гладкихъ прибрежныхъ волнъ. Я втянулъ штормовой якорь и началъ грести. Отъ мыса берегъ загибался все больше къ югу и къ западу, пока я, наконецъ, не открылъ внутри залива бухточку, въ видѣ маленькой со всѣхъ сторонъ закрытой гавани, зищищенной большой скалистой стѣною.
Здѣсь котиковъ совершенно не было. Дно нашей лодки зашуршало по твердому гравію; мгновеніе спустя я выскочилъ на берегъ и протянулъ руку Модъ. Въ слѣдующій моментъ она была около меня; но, когда я выпустилъ ея пальцы, она поспѣшно уцѣпилась за мою руку. Я тоже покачнулся и чуть не упалъ на песокъ. Это произошло отъ того, что мы вдругъ перестали двигаться. Мы такъ долго находились въ движущейся и качающейся лодкѣ, что въ первыя минуты не могли твердо держаться на землѣ. Мы ждали, что берегъ долженъ приподняться и опуститься и что скалы должны закачаться, какъ стѣны судна; и когда мы инстинктивно приноравливались къ этимъ воображаемымъ движеніямъ, то неожиданная неподвижность новой среды лишила насъ равновѣсія.
— Я должна сѣсть, — сказала Модъ съ нервнымъ смѣхомъ и сѣла на песокъ, не будучи въ состояніи удержаться на ногахъ.
Я привязалъ лодку и тоже сѣлъ. Такимъ образомъ мы пристали къ острову Старанія.
— Ахъ, дуракъ! — вскричалъ я въ возбужденіи.
Я разгрузилъ лодку и перенесъ ея содержимое
