Всюду валялась старая, изодранная одежда, старые морскіе сапоги, изодранные непромокаемые плащи, — вообще то разнообразное старое тряпье, которое обыкновенно набирается въ кубрикахъ за время продолжительнаго путешествія. «Бросили все и убѣжали», рѣшилъ я, поднимаясь на палубу. Надежда опять ожила въ моей груди и я уже гораздо спокойнѣе осматривался. Я замѣтилъ, что лодокъ не было. Трюмъ, въ которомъ помѣщались охотники, разсказалъ мнѣ ту же исторію, что и кубрикъ. Охотники, очевидно, бѣжали съ такой же поспѣшностью, захвативъ только самое необходимое. Призракъ былъ покинуть. Онъ принадлежалъ теперь мнѣ и Модъ. Я вспомнилъ о кладовой, помѣщавшейся подъ каютой, и мнѣ пришла въ голову мысль, что я могу пріятно удивить Модъ, если принесу къ завтраку что-нибудь вкусное.
Переходъ отъ страха къ радости, сознаніе, что мнѣ не нужно совершать задуманнаго мною ужаснаго поступка, превратили меня въ мальчика. Я выбѣжалъ изъ трюма на палубу, прыгая черезъ двѣ ступеньки, радуясь, что Модъ уже не нужно будить и что у нея будетъ сюрпризъ къ завтраку. Когда я пробѣгалъ мимо кухни, я съ новой радостью подумалъ о томъ, что теперь вся кухонная утварь принадлежитъ намъ. Я вскочилъ на ютъ и увидѣлъ… Волка Ларсена. Онъ стоялъ на трапѣ, ведшемъ въ каюту, такъ что видны были только его голова и плечи, и смотрѣлъ прямо на меня. Его руки опирались на полуоткрытую дверь. Онъ не сдѣлалъ никакого движенія, только стоялъ и смотрѣлъ.
