который могъ такъ вести себя, какъ онъ велъ себя по отношенію къ юнгѣ.
Въ тотъ моментъ, когда онъ открылъ ротъ, чтобы говорить, порывы вѣтра одинъ за другимъ налетѣли на судно и наклонили его на бокъ. Вѣтеръ пѣлъ свою дикую пѣсню въ снастяхъ, и нѣкоторые охотники тревожно смотрѣли наверхъ. Подвѣтренный бортъ, гдѣ лежало мертвое тѣло, зарылся въ море, и когда шхуна поднялась и выпрямилась, вода полилась на палубу и замочила наши ноги выше башмаковъ. Пошелъ проливной дождь, и каждая его капля была какъ градина, Когда ливень окончился, Волкъ Ларсенъ началъ говорить, и люди съ обнаженными головами покачивались въ униссонъ съ ныряніемъ судна въ волны.
— Я помню только одну часть морской погребальной службы, — сказалъ онъ, — это: «И тѣло должно быть брошено въ море». Итакъ, бросьте его.
Онъ пересталъ говорить. Люди, державшіе крышку трюма, повидимому, были изумлены и озадачены чрезмѣрной краткостью церемоніи. Онъ въ ярости набросился на нихъ.
— Поднимите тотъ конецъ, чортъ бы васъ взялъ! Какого дьявола вы еще ждете?
Они съ жалкой поспѣшностью приподняли конецъ трюмной крышки, и мертвое тѣло, точно собака швырнутая въ море, соскользнуло съ крышки ногами внизъ и исчезло въ волнахъ.
— Іогансенъ, — рѣзко сказалъ Волкъ Ларсенъ новому боцману, — разъ здѣсь собралась вся команда, то удержите ее здѣсь. Пошлите ее убрать
