общее содержаніе рѣчи въ смыслѣ ея внѣшней послѣдовательности они передадутъ болѣе или менѣе вѣрно, но пониманіе того и другого лица относительно внутреннихъ переживаній самого оратора и его субъективнаго состоянія во время рѣчи окажется поразительно противорѣчивымъ.
Даже по отношенію къ такъ называемой внутренней рѣчи, которая нѣкоторыми авторами (Müller и др.) не вполнѣ правильно отождествляется съ самимъ мышленіемъ, имѣются рѣзкія индивидуальныя особенности, не дающія права судить о самомъ xaрактерѣ этой внутренней рѣчи по аналогіи съ самимъ собою. Какъ извѣстно, Stricker[1] признавалъ, что словесные образы суть по преимуществу двигательные образы, и слѣд., такъ называемая «внутренняя рѣчь» основана на моторныхъ процессахъ; тогда какъ Egger отстаиваетъ взглядъ, что «внутренняя рѣчь» основана не на моторныхъ, а на слуховыхъ процессахъ, въ пользу чего высказываются и другіе авторы. Но вотъ Ballet[2], причисляя самого себя къ слуховому типу, признаетъ одинаково ошибочнымъ и мнѣніе Stricker’a, и мнѣніе Egger’а, такъ какъ и тотъ, и другой безъ достаточныхъ основаній обобщили, т. е. перенесли на всѣхъ другихъ, свое личное самонаблюденіе, основанное на ихъ индивидуальной особенности.
Вотъ почему мы должны признать, что «субъективная» психологія, опирающаяся на самонаблюденіе для того, чтобы быть болѣе точной научной дисциплиной, должна имѣть въ виду главнымъ образомъ изученіе своего «я», т. е. изученіе своихъ субъективныхъ переживаній. При этомъ она можетъ привлекать и экспериментъ съ цѣлью уточнить самонаблюденіе, подведя его подъ извѣстный контроль и поставивъ свою психику въ условія опредѣленныхъ внѣшнихъ воздѣйствій, дабы можно было подмѣчать путемъ самонаблюденія субъективныя переживанія, вызванныя въ насъ этими воздѣйствіями.
Но во всякомъ случаѣ, и тамъ, и здѣсь основнымъ методологическимъ пріемомъ субъективной психологіи было, есть и будетъ самонаблюденіе. Что же касается такъ называемаго опосредственнаго наблюденія, то въ виду тѣхъ неточностей, о которыхъ рѣчь была уже выше, оно, хотя и можетъ быть привлекаемо для цѣлей субъективной психологіи, но не иначе, какъ въ видѣ дополнительнаго матеріала, обязательно провѣряемагo путемъ самоанализа даннаго лица и при всемъ томъ требующаго очень осторожнаго къ себѣ отношенія, даже при условіи, если дѣло идетъ о людяхъ взрослыхъ и достаточно интеллигентныхъ.
Въ изученіи же дѣтской психики и психики животныхъ, а равно и психики душевно-больныхъ, опосредственное наблюденіе, по моему мнѣнію, способно привести насъ къ большимъ погрѣшностямъ, которыя возрастаютъ въ тѣмъ большей степени, чѣмъ болѣе удаляется предметъ наблюденія, по своему умственному развитію и по своему состоянію, отъ насъ самихъ.
Что касается объективной психологіи, какъ науки, совершенно не претендующей на изученіе субъективныхъ переживаній и ограничивающей свою задачу изученіемъ внѣшнихъ нервно-психическихъ реакцій въ ихъ соотношеніяхъ съ внѣшними же воздѣйствіями и выясненіемъ на основаніи этихъ соотношеній, соотвѣтствующихъ нервныхъ процессовъ въ центрахъ, во время нервно-психической дѣятельности, то она, избѣгая существенныхъ погрѣшностей противъ истины, можетъ изучать эти соотношенія, какъ на взрослыхъ людяхъ, такъ и на дѣтяхъ и на животныхъ, а равно и на душевно-больныхъ.
При этомъ объективная психологія, само собою разумѣется, должна пользоваться, кромѣ объективнаго наблюденія, и точнымъ экспериментомъ, но въ отличіе отъ субъективной психологіи она не нуждается въ самоанализѣ испытуемаго лица, а довольствуется лишь регистраціей внѣшнихъ нервно-психическихъ реакцій организма, возникающихъ при опредѣленныхъ внѣшнихъ воздѣйствіяхъ.
Само собою понятно, что въ этомъ отношеніи цѣлый рядъ уже существующихъ экспериментально-психологическихъ изслѣдованій можетъ служить матеріаломъ и для «Объективной психологіи», которая имѣетъ полное право извлечь изъ этихъ изслѣдованій соотвѣтствующіе выводы. Но независимо отъ экспериментальныхъ данныхъ, которыя могутъ быть извлечены изъ литера-
