своихъ намѣреній и будучи увѣрена въ томъ, что я хорошая мять. Однако я рѣшила только вскользь упоминать о самыхъ жгучихъ горестяхъ моей жизни и потому продолжаю: мы поѣхали по Псковской дорогѣ, съ тѣмъ, чтобы остановиться на нѣкоторое время въ великолѣпномъ помѣстьѣ Щербинина, находившемся въ этой губерніи.
По дорогѣ произошелъ случай, причинившій мнѣ немало безпокойства. Лакей Танѣева, ѣхавшій со мной, упалъ, и два нашихъ экипажа переѣхали черезъ него. На первой почтовой станціи не было хирурга, на второй — также. Переломовъ у него не было, такъ какъ наши экипажи были легкіе и на полозьяхъ, но лѣвая рука и почти вся лѣвая сторона тѣла были помяты и такъ сильно распухли, что можно было снять рубашку, только разрѣзавъ весь рукавъ сверху до низу. Онъ не могъ бы выдержать дальнѣйшаго путешествія; я вспомнила, что у моего сына, въ его англійскомъ портфелѣ, былъ ланцетъ, и тщетно просила, чтобы кто-нибудь пустилъ ему кровь; никто не рѣшался, и мнѣ пришлось самой сдѣлать эту операцію; я счастливо вскрыла вену, но сама послѣ этого имѣла сильные припадки, о которыхъ однако не сокрушалась, такъ какъ цѣною ихъ спасла жизнь человѣку.
Я чрезвычайно скучала въ обществѣ стариковъ Щербининыхъ въ ихъ имѣніи и сократила свое тамъ пребываніе. Не доѣзжая Гродны, мой сынъ меня сильно напугалъ: у него открылась корь; помощи не было никакой въ этомъ почти варварскомъ краю, гдѣ царствовали неимовѣрная грязь и нищета, а мужики не обладали ни смѣтливостью, ни гостепріимствомъ, свойственными русскимъ крестьянамъ. По дорогамъ можно было ѣздить только въ мѣстныхъ бричкахъ, и мои экипажи проѣзжали по нимъ, благодаря помощи 30 казаковъ, которые, опережая меня на полдня, срубали придорожные кусты и деревья и такимъ образомъ расширяли дороги въ этихъ огромныхъ лѣсахъ. Къ счастью я нашла въ Гроднѣ отличнаго доктора, выписаннаго королемъ изъ Брюсселя для кадетскаго корпуса,
