то, что мнѣ хотѣлось, что было, что должно было быть. И если-бы еще могло быть хуже, совсѣмъ стыдно, тогда стало бы хорошо.
Мы ходили со своей тайной, гдѣ я была сильна и слабостью своею вольною, и властью отказа, гдѣ Володя сгоралъ безсиліемъ и злобою, ходили среди обманутыхъ большихъ и обманывающихъ, и было намъ смѣшно, и гадко, и гордо. И я любила смущать большихъ словами, когда замѣчала, какія слова смущаютъ ихъ.
Зимою читали что-то… о какихъ-то народахъ, ихъ вѣрованіяхъ. Я спросила Александру Ивановну:
— Всѣ вѣрятъ въ своего бога. Почему нашъ настоящій?
— Я обѣщала твоей мамѣ не говорить съ тобою о религіи. Иди спроси ее.
Тогда я поняла и ея тайну, и что Бога не было.
то, что мне хотелось, что было, что должно было быть. И если бы еще могло быть хуже, совсем стыдно, тогда стало бы хорошо.
Мы ходили со своей тайной, где я была сильна и слабостью своею вольною, и властью отказа, где Володя сгорал бессилием и злобою, ходили среди обманутых больших и обманывающих, и было нам смешно, и гадко, и гордо. И я любила смущать больших словами, когда замечала, какие слова смущают их.
Зимою читали что-то… о каких-то народах, их верованиях. Я спросила Александру Ивановну:
— Все верят в своего бога. Почему наш настоящий?
— Я обещала твоей маме не говорить с тобою о религии. Иди спроси ее.
Тогда я поняла и её тайну, и что Бога не было.
