Притаивши дыханіе, жду его рѣшенія. И красный паучекъ повернулъ круто бисеринку книзу, скатился по сырой стѣнѣ въ свой хрящъ, откуда выползъ.
Тихо, тихо, осторожно я выдвигаю свое остывшее тѣло изъ прохладной пещерки.
Тамъ, въ пещеркѣ, живетъ красный паучекъ. Онъ боится меня.
Зачѣмъ пугать его? Зачѣмъ подглядывать непрошено его жизнь и рѣшенія?
Тихо сидѣла. Тихо натягивала бѣлье и платье.
Пошла къ водѣ намочить платокъ, накрыть мокрымъ платкомъ голову.
Не обулась. Ласковыми подошвами, ступая цѣпко, нащупывала влажные камушки, обточенные ласковыми волнами, влажные и теплые подъ обжигающимъ жаромъ солнца.
Подняла одинъ, полосатенькій, понюхала, лизнула: соленый, теплый, влажный.
Помню, заплакала, и съ чего — не знала. Такъ давно не плакала…
И вдругъ такъ непонятно стало… Легла на хрящъ. Босыми ногами зарылась въ него, и лицемъ прильнула. Тепло, влажно… Тупо бьется кровь въ ушахъ, темно и глухо, и тепло и влажно, и гулко, и тишина.
О Боже, — я камушекъ!
Притаивши дыхание, жду его решения. И красный паучок повернул круто бисеринку книзу, скатился по сырой стене в свой хрящ, откуда выполз.
Тихо, тихо, осторожно я выдвигаю свое остывшее тело из прохладной пещерки.
Там, в пещерке, живет красный паучок. Он боится меня.
Зачем пугать его? Зачем подглядывать непрошено его жизнь и решения?
Тихо сидела. Тихо натягивала белье и платье.
Пошла к воде намочить платок, накрыть мокрым платком голову.
Не обулась. Ласковыми подошвами, ступая цепко, нащупывала влажные камушки, обточенные ласковыми волнами, влажные и теплые под обжигающим жаром солнца.
Подняла один, полосатенький, понюхала, лизнула: соленый, теплый, влажный.
Помню, заплакала, и с чего — не знала. Так давно не плакала…
И вдруг так непонятно стало… Легла на хрящ. Босыми ногами зарылась в него, и лицом прильнула. Тепло, влажно… Тупо бьется кровь в ушах, темно и глухо, и тепло и влажно, и гулко, и тишина.
О Боже, — я камушек!
