Страница:Иван Платонович Каляев (1905).pdf/17

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 4 —

знакомиться съ недавно появившейся тогда «Искрой», онъ поѣхалъ изъ Львова въ Берлинъ и по дорогѣ, въ пограничномъ городѣ Мысловицахъ, былъ арестованъ прусскими властями. При немъ нашли нѣсколько брошюръ и №№ «Искры». Этого было довольно, чтобы послѣ трехъ-недѣльнаго ареста, выдать его Россіи и запереть въ варшавскую цитадель. Этотъ арестъ былъ поворотнымъ пунктомъ въ его жизни. Неопредѣленныя, еще колеблющіяся, еще окрашенныя соціальдемократическимъ оттѣнкомъ, революціонныя стремленія стали мало-по-малу переходить въ твердую увѣренность революціонера, не боящагося никакихъ словъ и готоваго на дѣлѣ доказать справедливость своей программы. Образъ Желябова и Гриневецкаго заслонилъ собою всѣ другіе. Безвозвратно минуло юношеское увлеченье догмой русскаго марксизма. Завѣты Народной Воли стали для него религіей и религіи этой онъ служилъ съ тѣхъ поръ со всей вѣрой и со всей страстью, на какую только была способна его цѣльная и открытая, глубоко демократическая и рѣзко революціонная натура. Лѣтомъ того же года онъ былъ освобожденъ и высланъ до приговора въ Ярославль, гдѣ, занимаясь газетной и литературной работой, впервые вошелъ въ сношенія съ соціалистами-революціонерами. Осенью 1903 г. мы видимъ его уже заграницей, уже членомъ партіи и уже въ полномъ распоряженіи Центральнаго Комитета.

Въ дѣлѣ великаго кн. Сергѣя роль его не ограничивается только днемъ 4-го февраля. Въ среду 2-го февраля произошло событіе, ярче всякихъ словъ рисующее трогательную душевную нѣжность и врожденное благородство того, котораго впослѣдствіи судили, какъ убійцу. Стало извѣстнымъ, что вечеромъ этого дня великій князь долженъ быть въ Большомъ театрѣ на спектаклѣ, устроенномъ въ пользу склада великой княгини Елисаветы Ѳедоровны. И. П., со снарядомъ въ рукѣ, ждалъ великокняжескую карету за Иверскими воротами, на Воскресенской площади, около Думы. Онъ подбѣжалъ къ ней, къ этой долго жданной каретѣ, поднялъ руку и тотчасъ же опустилъ ее: въ каретѣ, кромѣ Сергѣя Александровича, сидѣла еще женщина и дѣти, какъ оказалось впослѣдствіи вел. кн. Елисавета Ѳедоровна и дѣти вел. кн. Павла — Дмитрій и Марія Павловна. Вечеромъ, на безлюдной Воскресенской площади И. П., бросивъ снарядъ, могъ бы легко скрыться. Онъ зналъ это, какъ зналъ, что 4-го февраля на многолюдной Тверской у него больше шансовъ на побѣгъ, чѣмъ въ открытомъ со всѣхъ сторонъ Кремлѣ. Но онъ не бросилъ снаряда 2-го и 4-го не пошелъ на Тверскую, помня, что могутъ быть ненужныя и невинныя жертвы. Только тѣ, кто знакомъ съ огромной трудностью техники боевыхъ актовъ, оцѣнятъ вполнѣ весь рискъ и все самоотверженіе такого рѣшенья.


Тот же текст в современной орфографии

знакомиться с недавно появившейся тогда «Искрой», он поехал из Львова в Берлин и по дороге, в пограничном городе Мысловицах, был арестован прусскими властями. При нем нашли несколько брошюр и №№ «Искры». Этого было довольно, чтобы после трехнедельного ареста, выдать его России и запереть в варшавскую цитадель. Этот арест был поворотным пунктом в его жизни. Неопределенные, еще колеблющиеся, еще окрашенные социал-демократическим оттенком, революционные стремления стали мало-помалу переходить в твердую уверенность революционера, не боящегося никаких слов и готового на деле доказать справедливость своей программы. Образ Желябова и Гриневецкого заслонил собою все другие. Безвозвратно минуло юношеское увлеченье догмой русского марксизма. Заветы Народной Воли стали для него религией и религии этой он служил с тех пор со всей верой и со всей страстью, на какую только была способна его цельная и открытая, глубоко демократическая и резко революционная натура. Летом того же года он был освобожден и выслан до приговора в Ярославль, где, занимаясь газетной и литературной работой, впервые вошел в сношения с социалистами-революционерами. Осенью 1903 г. мы видим его уже за границей, уже членом партии и уже в полном распоряжении Центрального Комитета.

В деле великого кн. Сергея роль его не ограничивается только днем 4-го февраля. В среду 2-го февраля произошло событие, ярче всяких слов рисующее трогательную душевную нежность и врожденное благородство того, которого впоследствии судили, как убийцу. Стало известным, что вечером этого дня великий князь должен быть в Большом театре на спектакле, устроенном в пользу склада великой княгини Елизаветы Федоровны. И. П., со снарядом в руке, ждал великокняжескую карету за Иверскими воротами, на Воскресенской площади, около Думы. Он подбежал к ней, к этой долгожданной карете, поднял руку и тотчас же опустил ее: в карете, кроме Сергея Александровича, сидела еще женщина и дети, как оказалось впоследствии, вел. кн. Елизавета Федоровна и дети вел. кн. Павла — Дмитрий и Мария Павловна. Вечером, на безлюдной Воскресенской площади И. П., бросив снаряд, мог бы легко скрыться. Он знал это, как знал, что 4-го февраля на многолюдной Тверской у него больше шансов на побег, чем в открытом со всех сторон Кремле. Но он не бросил снаряда 2-го и 4-го не пошел на Тверскую, помня, что могут быть ненужные и невинные жертвы. Только те, кто знаком с огромной трудностью техники боевых актов, оценят вполне весь риск и все самоотвержение такого решенья.