гротъ-марса кричитъ — онъ туда съ мостика перебрался, потому какъ мостикъ ужъ былъ подъ водой: — «Поздравляю, ребята! Помощь близка!» И всѣ опять уру... да такую громкую и радостную, что и сказать нельзя... И опять всѣ стали махать шапками... Вотъ ужъ бригъ совсѣмъ близко и спустился къ «Ястребу». Видно было и каптейна ихняго и матросовъ... Всѣ мы замерли отъ радости... Ждемъ; вотъ съ брига спустятъ шлюпки... Ужъ капитанъ нашъ что-то по-ихнему на бригъ кричитъ... «Подходи, молъ, ближе! Спасай пасъ!..» Такъ что жъ бы вы думали, вашескобродіе, сдѣлалъ этотъ гличанинъ?.. Прошелъ въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ насъ и... только его подлеца и видѣли!... Повернулъ и пошелъ далѣе и скоро пропалъ изъ глазъ... Мы всѣ только ахнули... И еслибъ только могъ слышать каптейнъ, какими проклятіями мы его провожали, и какъ мы ругали эту собаку!.. Какая собака?.. Хуже... Звѣрь самый лютый — и тотъ жалость имѣетъ къ своему брату; а этотъ... Бываютъ же на свѣтѣ такіе злодѣи, вашескобродіе! Не помочь погибающему... Какъ только Богъ терпитъ такихъ дьяволовъ!.. И к къ этотъ самый каптейнъ потомъ на свѣтѣ жилъ?.. И какъ это матросы гличане не взбунтовались тогда противъ него и не заставили его помочь такимъ же людямъ, какъ и они сами?.. Гдѣ совѣсть у людей!?
Иванычъ смолкъ, полный негодующаго недоумѣнія, видимо и на старости лѣтъ, послѣ долгаго житейскаго опыта, сохранившій вѣру въ человѣческую совѣсть и до сихъ поръ удивлявшійся, что ея иногда не бываетъ, — И, знаете ли, вашескобродіе, что я полагаю насчетъ этихъ самыхъ гличанъ, что тогда бросили насъ на погибель? — проговорилъ, наконецъ, онъ.
