шій жизнью, грозный, красивый и, казалось, каждое мгновеніе мѣнявшій и цвѣтъ, и мощь, и прозрачность воды, прибой едва ли былъ прочувствованъ художникомъ.
Въ выраженіи его изжитаго и скептическаго лица виденъ былъ умъ, но «бога» въ немъ не было.
И онъ, ловя натуру, въ то же время взглядывалъ на молодую, красивую и изящно одѣтую дѣвушку, стоявшую отъ него въ двухъ шагахъ съ пожилой дамой. Обѣ восхищались и ужасались прибоемъ, не обращая ни малѣйшаго вниманія на художника.
Зато дамы невольно заглядывались на пригожаго, бѣлокураго студента съ худощавымъ и одухотвореннымъ лицомъ и необыкновенно мягкими и «чистыми» голубыми глазами. Возбужденный и зарумянившійся на стужѣ, онъ озабоченно разставлялъ фотографическій аппаратъ, что бъ снять въ разныхъ видахъ прибой, произведшій сильное впечатлѣніе .
2.
Одинъ изъ «сѣрыхъ» зрителей, обращавшихъ исключительное вниманіе на сравнительно небольшой, низко нагруженный пароходъ, молодой человѣкъ съ болѣзненнымъ и напряженно-встревоженнымъ лицомъ, лихорадочными и угрюмо-насмѣшливыми глазами, съ жидкой черной бородкой и маленькими усиками, надъ тонкой безкровной губой, — повидимому находился въ отчаянно-скверномъ положеніи.
По крайней мѣрѣ, костюмъ его далеко не соотвѣтствовалъ собачьему холоду въ Ялтѣ, побаловавшей ещё вчера чудной, теплой погодой.
