каго страха, овладѣвшаго имъ, и не спѣша исполнять приказаніе, дрогнувшимъ голосомъ прибавилъ:
— Мы, значитъ, уходимъ, Никифоръ Андреевичъ?
Старый капитанъ, владѣвшій собою несравненно лучше своего помощника, словно бы не понялъ его вопроса.
И въ его серьезномъ, казалось, не встревоженномъ лицѣ, и въ обычномъ спокойномъ голосѣ было словно удивленіе, когда онъ, въ свою очередь, спросилъ:
— А то какъ же, Иванъ Ивановичъ?
— Я полагалъ, Никифоръ Андреевичъ, переждемъ... штормъ...
— Не оставаться же здѣсь... Заштормуй — пароходъ разобьетъ въ щепки объ молъ. Вотъ въ Керчи и отстоимся, если штормяга прихватитъ.
«Уже бушуетъ въ морѣ!» — подумалъ Никифоръ Андреевичъ.
И, стараясь подбодрить и себя, и помощника, прибавилъ:
— Слава Богу, дойдемъ!
Помощникъ взглянулъ на море...
— Вѣдь мы не загружены. Иванъ Ивановичъ!
— Да, Никифоръ Андреевичъ... Здѣсь пустяки груза.
— А машина у насъ здоровая. Отлично выгребали изъ Севастополя...
— Какъ бы не заливала насъ продольная волна, Никифоръ Андреевичъ... Взгляните что тамъ! — испуганно проговорилъ брюнетъ.
И въ головѣ его пронеслась мысль:
«Здѣсь пароходъ разобьетъ, зато всѣ живы будемъ!»
Но сказать этой мысли не смѣлъ. Громадная волна,
