— Скопила?
— Такъ по малости на мѣстѣ...
И, замѣтивъ, что Антонъ не обрадовался этимъ словамъ, прибавила, любуясь своимъ пригожимъ и ревнивымъ мужемъ:
— Не нравится, что живу въ горничной?
— А ты какъ полагала, Матрешка? Лестная, что ли, твоя должность! Развѣ, что только выгодная, ежели вертишься день деньской да жильцамъ ублажай, что бы были довольны... Хуже нѣтъ... И между ими есть прямо таки подлецы! Думаютъ съ деньгамъ и господа... Облестительная, молъ, горничная... Такъ и безъ разговора ее упоцѣлуетъ. Свиньи!
— Всякіе есть... И отваживаешь! — лгала Матреша, чтобъ не оскорбить Антона. — Недавно еще... въ третьемъ номерѣ, старый генералъ приставалъ...
— А ты бы его въ морду, Матрешка! Молъ, въ законѣ! — вспыльчиво воскликнулъ матросъ.
— И такъ отсталъ... Не воображай... Будь покоенъ, обожаю своего Антошку... Милый! Вернешься только въ Ялту — ну ихъ съ пансіономъ! — горячо говорила Матреша, охваченная страхомъ за мужа.
И прильнула къ его губамъ. Потомъ вспомнила о золотомъ и сунула его Антону.
— А ты, Матрешка, знай, что окромѣ тебя, ни на кого не взгляну. Завладѣла!..
Въ каютѣ сильно покачивало. Въ открытый двери донесся окрикъ:
— Свистокъ!
Антонъ истово и серьезно поцѣловался троекратно съ Матрешей, и они вышли наверхъ.
— До свиданія, Матрешка!
